На это что-то недовольно буркнула непонятная женщина, не мама. В воздухе висело позвякивание металла и тихий мерный стук колёс далеко-далеко внизу, под полом.

– Не шуми, не шуми, красавица! – успокоительно откликнулся всё тот же мужчина и хихикнул. – Игра мужицкая, сложная. Не для тебя.

Антона не отпускало ощущение, что где-то он всё это слышал. Вообще, всё, слово в слово. Но сытая дремота, сопровождаемая покачиванием на руках и этой скользкой штуковиной во рту, уносила его дальше, дальше… Остальное звучало сквозь сон; фразы звенели и падали, как с трудом прорывающиеся из окружения бойцы в изнеможении на землю.

– А ты, профессор, хлебнёшь? – не унимался мужчина, но голос его даже успокаивал, заставляя заснуть крепче.

«Только почему – маленькая?!».

Мысль мелькнула и задремала вместе с остальными.

– Восьмой раз повторяю, Вадим, я не профессор. Мало ли, что вид умный, а так я пылесосы продаю. – Ответил некто вежливый.

– Ваддик, – подчеркнул грубый. – Будь добр не коверкать! Хорошо берут? – Раздался плеск жидкости и постукивание стаканов. – А то я этот… временно неработающий. А с напиточком мог бы и подмогнуть, не брезговать.

– Плохо, – отрезал вежливый и после паузы добавил. – И пить не буду!

«Странные люди, молоко не хотят. Тёплое, вкусное…» – подумал сквозь сон Мякиш.

– Ну… За дорогу! – произнёс ещё один голос. От его звучания стало не по себе, но и просыпаться лень. Говорит и пусть говорит, и пусть говорит, и пусть…

– Так, тебе, мадонна, и не предлагаю, – сказал грубый. Мама чуть вздрогнула и начала качать Антона немного быстрее. Но ничего не ответила.

– Где едем-то? – вдруг спросила женщина, но не мама, звякнув спицами.

– Иди пойми – где… – протянул грубый. – По маршруту идём.

Внезапно, словно спохватившись, включились сразу радио и вентиляция. «По-о-олюшко, по-оле!..» – немузыкально завизжала незнакомая девушка. Мякиш вздрогнул, но не проснулся окончательно, хотя и приоткрыл один глаз. Его лицо обдували смешанные потоки воздуха: и горячего, и холодного сразу.

– Едем мы, едем, едем – а кругом колхозы, наши, девушки, колхозы, – с лёгкой хрипотцой подпел радио вежливый. – Эх, да молодые наши села!