Я кивнула, соглашаясь. Мужчина быстро подошел к одной из хлипких плетеных дверей, легко распахнул ее и скрылся. Наверное, местные жители привыкли к подобным визитам, оповестить о своем приходе здесь можно было только голосом.

Я закрыла глаза и запрокинула голову к светлеющему небу, стараясь успокоить мысли. Понимание происходящего давило на меня, прижимало к земле чувством вины. Ведь то, что теперь, по слухам, происходило теперь у Врат Рассвета и Заката напрямую вытекало из моей глупости, своеволия, недальновидности! Упрекать себя за то, что предпочла самирского царевича хоннитскому я могла бы до бесконечности, но это ничего не изменит. Выбор сделан, обеты принесены, теперь осталось лишь стоять на своем и быть принятой, или… От тяжелых мыслей меня отвлек тихий шелест. Хлипкая дверь вновь распахнулась, и Асмат жестом поманил меня.

Помещение внутри оказалось маленьким, не более шести шагов в глубину. Глиняный, утрамбованный ногами до каменного состояния пол, очаг, занимавший почти треть дальней стены, тростниковые матрасы на глиняных возвышениях вдоль стен и щели под крышей, дававшие скудный свет и заменявшие окна. В середине помещения возвышался плетеный из лозы большой стол, у которого крутилась стайка почти голых смуглых и чумазых детишек, возрастом от трех до семи лет.

У очага, улыбаясь мне, стояла темноволосая и смуглая сухощавая женщина средних лет, облаченная в длинную тунику из небеленой шерсти и полосатую черно-серую юбку, а у самой двери, рядом с Асматом, переминался с ноги на ногу хозяин – мужчина с уже изрядно поседевшими волосами. Он доставал воину до плеча, но был крепок и жилист.

Я поклонилась, благодаря за прием. Не зная, как представил меня Асмат, я старалась не выходить из роли простой спутницы и старательно смотрела в пол, лишь изредка поднимая глаза.

– Заходи, садись, давай, вот сюда! – женщина быстро метнулась ко мне и утянула к одному из хлипких стульев. – До чего ж худенькая! Ты, Асмат, только о себе и думаешь! Разве ж можно так, не спросившись, сбегать? Не прогневаешь ли Всеблагую такими делами?

Мой бывший телохранитель в ответ лишь пробурчал, что свои дела он решит сам, но хозяйка дома не унималась.

– И далеко ль собрались? Раз уж надумали, то можно бы и как у людей все сделать! – сокрушалась женщина, всовывая мне в руки крынку с молоком. – Уж так ли над ней измывались? Уж ты-то, чай, не простой солдат, поговорил бы, и все дела! По уму такое решать надо!

Асмат снова буркнул что-то про «мужские дела» и про «сам разберусь», завершив свой монолог тем, что «обещали помочь, а не наставления делать». На этот раз его поддержал и второй мужчина. Его мягкий, но явно не терпящий возражений голос поставил точку в потоке причитаний хозяйки.