Около сотни самирийцев, воспользовавшись показанной врагом тропой, пробрались в тыл и рассекли хоннитско-карешский отряд.
***
На вторые сутки моего пребывания у Врат от Энмера прибыл гонец. На словах воин передал всю ту сладковатую чушь, которую всегда сообщают, когда дела продвигаются не очень. К такой информации стоило относиться с долей скепсиса. А вот переданные таблички были интересней. В одной из них, обращенной к Ремишмату-ина, была просьба отправить как можно больше людей к западным вратам и увеличить подвоз продовольствия и дров. Энмер-ани намеревался силой продавить самирийцев, заставив их отступить из устья долины. А с той стороны, как сообщала разведка, как раз собираются отряды Мандару-Кумиша. Если план удастся, то эта часть самирских войск будет разбита, наследник Асмаррах пленен, а, следовательно, Асармериб будет вынужден начать переговоры, если не хочет потерять наследника.
Еще две таблички предназначались лично мне. Одна из них свежая, сухая и необожженная была написана Энмером, и читать ее оказалось трудно. Официальная, хвастливая, она совсем не вязалась с тем образом хоннитского царевича, который сложился у меня за все время общения. За чертами на едва просохшей глине виделся теперь совсем другой человек: обозленный и обиженный на весь мир, и он был недоволен моим приездом. В заботливых напоминаниях о моем здоровье чувствовался страх. Но боялись меня.
На «сладкое» прилагалось послание, перехваченное вместе с самирским посланником в Ассубу. Энмер-ани небрежно отмечал, что ознакомился с ним и разрешает сделать это и мне.
Написанная мелкими штрихами пластинка была замусолена, потерта, но было заметно, что создавали ее у костра. Мелкие травинки и частички пепла влипли в красноватую поверхность глины, делая ее немного рябой. Судя по личной печати, писал Асмаррах. Надо сказать, что при всей близости отношений мы были знакомы без году неделю. Только сейчас я осознала, что совершенно ничего не знаю о привычках любимого человека, о тех мелочах, что позволяют супругам действовать как единое целое, не проверяя ежеминутно друг друга на прочность.
Это послание тоже было официально сухим и жестким. В то, что это писал или диктовал Асмаррах, верилось с трудом, хоть внизу и была оттиснута одна из личных печатей.
«С тех пор, как я просил тебя, владыка Кареша, отдать мне Золотой цветок, солнце зашло много раз. Ты оскорбил меня отказом дважды. Теперь я пришел не просить. Владыка-отец даровал мне много воинов, и все земли, что я смогу взять, и богатство. Покоритесь моей воле, иначе я принесу на земли Кареша гибель и разрушение. Тебя убью, а дочерей сделаю своими рабами».