– Не умыкнули, а откопали, – с достоинством ответил Кеша. – Волонтеры его нашли, когда ставили лагерь и осушили болото. Ребята его починили, теперь он и транспорт, и охрана. Если гусеницы снять, скорость у него больше семидесяти километров в час. Мы ему даже имя отдельное дали – Олгой-Хорхой, в честь министра обороны России. Правда ведь похожи?

Я всмотрелся. Действительно, некоторое сходство с Олгоем Жавдетовичем присутствовало. Две фары по бокам, бронированное треугольное рыльце и решетка радиатора превращали переднюю часть танка в карикатурное человеческое лицо. А цилиндрическая башня-нашлепка с коротким и узким пушечным дулом смахивала на маршальскую фуражку с высокой тульей.

Башня, противно скрипя, повернулась так, что ствол орудия оказался направлен почти на нас. Крышка верхнего люка откинулась. Оттуда высунулся человек в огромном танковом шлеме, защитных очках-лисичках и коричневой кожаной куртке. Грозный танкист стянул с головы шлем, сдвинул на лоб очки и превратился в симпатичную блондинку лет двадцати двух.

– Не бойтесь, пушка не стреляет, – сказала она. – Снарядов этого калибра уже нет, а если бы и были, она все равно не стреляет. Затвор заклинило намертво, ствол внутри – такая ржавчина, что больно смотреть. Короче, не боевая мощь, а только видимость. Как и сам наш министр обороны. Вроде и не воевал нигде, и бизнесом никаким не занимался, но деловар хоть куда: записал на жену отель на Багамах, на тещу – оливковую рощу в Греции, а на племянника – трехэтажный особняк в Париже с видом на Булонский лес. Всего у него в собственности…

Кеша тактично кашлянул, прерывая девушку.

– Знакомьтесь, – сказал он нам. – Это Леля Горностай – юрист и экономист. Незаменимый человек в команде Наждачного. Мой консультант по алгебре и геометрии. Валькову нашему всегда некогда, а она, хоть и не кандидат наук, мне любую задачу или теорему из учебника может объяснить быстрее и понятнее, чем школьная математичка.

– А еще я механик-водитель этого зверя, – гордо добавила Леля Горностай, похлопав по броне.

Я тоже хотел представиться, но тезка меня опередил. Он проговорил кратко и увесисто:

– Это Ломов и Фишер. Они со мной. К Андрею Антоновичу. За справедливостью.

– А-а, ходоки… – понимающе кивнула юрист-танкист. – Тогда забирайтесь внутрь и поехали. Или кто-нибудь хочет ехать снаружи, на броне? Сзади есть скобы для пехоты, они прочные. Можно держаться, не упадете. Но предупреждаю: там трясет сильнее, чем внутри. И пыльно.

– Если никто не против, снаружи еду я, – поспешно сказал Вилли Максович. Ему, как видно, не хотелось опять протискиваться в узкий люк и сворачиваться канцелярской скрепкой. – Вспомню молодость. Я на броне в последний раз катался лет восемьдесят назад, под Наро-Фоминском. Полуторка наша сдохла, а паек для ста человек курсантов, как говорится, на себе не попрешь…