«Музыканта… Вот чего не хватало этому острову. Музыканта. Своего Вагнера. Не войско надо было брать, не писателей… А только бабку старую — и хорошего музыканта… Напишу про это в фейсбук».

Бабка потянулась дальше, но он догнал её, вместе с песней, что вылетела из открытых дверей и гремела сейчас на весь дом. Догнал и обнял:

«Пора, бабка, пора! Пора нам с тобой жениться! Сегодня же и сыграем свадьбу! Готова, бабка?»

Засмеялся и отпустил старуху. Вышла Бенигна на холм, да не смогла сама подняться, упала лицом в землю, лежит и слушает, как у острова сердце стучит. Больной остров, больная земля. Несчастный ты, жених бабкин. Куда же тебя дороженька твоя завела? Полечить бы тебя — перед тем как на тот свет уйти.

Лежала бабка и слушала, и казалось ей, что слышит она с той стороны земли, как где-то кот мяукает, да лес шумит, да едет по грязи весенней машина, и голоса знакомые гремят глухо, как ложка в миске:

«Помогите нам, бабушка!»

Негр, негр, негритос,

Не грызи себя за нос.

Долго лежала Бенигна в траве, ртом в землю, сама как земля, а вечером подхватил её жених да в коляску посадил.

«Поехали, бабка, кривицкую землю защищать и Олесю, твою внученьку из беды выручать».

Потянул её на холм, ногами подпирает, руки трещат, не очень он силён, её жених, а остров ему не помогает, остров будто бы со стороны наблюдает и усмехается.

«Чтобы с ними объясниться, надо железный боб съесть», — сердито крикнул бабке на ухо Кривичанин, толкая коляску.

«Но я боб жрать не буду, я на бабке женюсь, вот же круто им придётся…»

В небе над островом появился самолёт, пролетел над ними низко-низко, сделал несколько кругов, махнул крылом белым и улетел обратно. Кривичанин остановился и провёл его весёлым взглядом. «Видишь, бабка? И тут предательство. И тут сволочь, а что делать? Кто чистым в этом мире остался? Только мы с тобой…» — обошёл он коляску, упал головой на бабкины колени, курчавая голова, волосы на солнце выгорели, сидит бабка с головой, как Юдифь, а служанки у неё нет, некому сказать, чтобы спрятала ту голову, самой её беречь надо… Поднялась голова, взглянула мутно и опять свою песню завела, шёпотом:

«Эй! Эй!»

Эй, эй, эй — и они покатили вниз по каменистой дороге, к тем домам, где расселились пришельцы. Кривичанин остановился между домов, выставил бабку вперёд и крикнул:

«Алло, вы, нелюди! На два слова!»

Вышли двое, стали поодаль, ожидая.

Показал им Максим Кривичанин на море и закричал на них, как на собак.

«Здесь вам нельзя жить! Нельзя, дебилы! Это гнилой остров! Вы здесь подохнете все!»