Светлый фон

Бранка с надеждой пододвинулась к нему.

«Да вы просто напились! — сказала Софья. — Какие собаки? Я ничего не слышу».

Они все втроём невольно уставились в окно, за которым сверкал холодный Париж.

«Мы можем проверить, — сказал Скима. — Давайте я пойду и посмотрю. Пойду на лай, посмотрю и вернусь».

«Нет, — Бранка встала, задев коленом столик. На них испуганно оглянулись. — Мы пойдём все вместе».

Софья неохотно поднялась. Скима заплатил за всех — они даже не обратили на это внимания. По-видимому, это было само собой разумеющимся — он на работе, а они добровольно ему помогают. Двадцать франков — Париж дорогой город.

Свежий воздух сразу их протрезвил. Они пошли прямо на свет фонарей, по проезжей части, нырнули в какой-то двор и вышли на ярко освещённую улицу.

«Что я скажу… — протяжно зевнув, сказала Софья. — Такой ирландский поэт мог бы существовать. Конечно мог бы. Но это вряд ли тебе поможет найти твоего клиента, Терезиус. А вот в чём можно увидеть какой-то смысл…»

Она остановилась посреди тротуара. Три фигуры в юбках отбрасывали на стены старых, возведённых двести лет назад, домов почти одинаковые тени.

«Знаешь, был такой поэт Целан. Его трудно читать — но у того, кто не ленится слышать, возникает почти мистическое чувство причастности к тайне. Так вот. У него есть такой афоризм. Что-то вроде: “Жди терпеливо на берегу. Может статься, что затонувший спасёт тебя”. По-моему, в этом и есть смысл твоих поисков, Скима. Дело не в том, как и куда попал этот бедняга из отеля. И не в том, как его называли. Дело в том, что ты уже никогда не будешь другим. Тем, прежним. Возможно, в этом и есть смысл поэзии. Она меняет тебя, дарит тебе беспокойство, не позволяет тебе умереть. Спасает, понимаешь, Скима?»

«Я слышу их, — прервала её Бранка. — Вон там, за этим забором».

Они прошли вдоль забора, нашли наконец-то дверь, Скима потянул проржавевший замок — заперто. Они обошли вокруг, здание было огромное, а рядом — то ли парк, то ли сад. Возможно, это был госпиталь. А может, и нет.

Решили лезть через забор: высокий Скима подсадил Бранку, затем поднял на руках маленькую Софью, после вскарабкался сам. Победоносно встал на заборе — и тут же, оступившись, под хохот рома в животе, полетел вниз. Сбил с ног Софью, рухнул лицом в траву.

«Кажется, я подвернул ногу», — сказал он, застонав от смеха.

«Лежи здесь… — раздражённо сказала Бранка. — Мы пойдём проверим, найдём собак и тогда…»

«Что тогда?» — спросил Скима, всё ещё смеясь.

Но они не ответили — пошли крадучись в темноту двора. Собачьего лая уже не было слышно. Скима лежал, прислонившись к забору, ощупывал ногу — и думал о бессмысленности слов. Всех произнесённых ими сегодня слов. Ведь существовали другие слова — именно они и вели его вперёд.