Симон повернулся к Плаксе:

— Ле Грутт больше не может нести ту голову. Кто ее возьмет?

— Ну, — ответила Плакса, — раз уж ты потерял свой нож, почему бы ее не взять тебе?

— Проклятье, — проговорил Симон. — Никогда не думал, что нож сломается.

— Так оно всегда и бывает, — вздохнула Плакса. — Кажется, будто все идет не по плану, а потом — раз, и миссия выполнена! Теперь нам остается только ускользнуть от принца демонов и Равнодушного Бога, а также от всех прочих демонов и тех безголовых.

— У меня тут три тела, — объявил Барунко. — Что мне с ними делать?

— Просто бери их и неси, — ответила Плакса. — Симон, ты взял голову?

— Взял, и раз у нее длинные волосы, я могу использовать ее как оружие, к примеру раскрутить и швырнуть. Знаешь, это может оказаться лучше любого ножа! Симонденалиан Голова Никсос!

— Весьма умно, Симон, — одобрила Плакса. — Ладно, забирай голову, хорошо? Барунко пойдет сразу за тобой, а я сзади.

— Будь осторожна с темнотой за твоей спиной, Плакса, — предупредил Симон. — Она всю ночь нас преследует!

— Спасибо, что напомнил, Симон. Пошли!

Выйдя через боковые ворота, Офал Д’Нит Флатрок остановился, разглаживая свои зеленые шелка. Если хорошенько подумать, решил он, аудиенция прошла вполне удачно: война формально объявлена, а у него самого голова осталась на плечах. У посла вдруг возникла мысль, что, возможно, стоит пересмотреть свои представления о маньяках-тиранах, поскольку король Бошелен оказался удивительно вежлив и вовсе не склонен был метать громы и молнии или выносить крайне несправедливый, но вполне ожидаемый приговор бедняге-гонцу, доставившему нежелательное известие.

К несчастью для жителей Фаррога, приближающееся войско Кошмарии интересовало исключительно разграбление города, истребление его скромной армии, а также низвержение как культа Равнодушного Бога, так и новой династии короля Бошелена, причем низвержение как можно более кровавое.

Естественно, к тому времени, когда будет прорвана оборона и разъяренные иззаварги наводнят улицы, ни короля, ни его Великого епископа в городе уже, скорее всего, не окажется. По крайней мере, это вполне соответствовало мнению Офала о тиранах. Когда все рушится, почти всегда выясняется, что виновники всех невзгод и страданий успели слинять от греха подальше.

Вполне типичная ситуация. Интересно, размышлял Офал по пути назад в посольство, есть ли какая-нибудь высокая неприступная крепость на горе или на уединенном острове в кишащем дикими тварями море, куда сбегают все тираны после того, как случится неизбежное? Если так, то не стоило бы что-то предпринять: ну, скажем, сбросить на них другую гору, раздавив в кашу всех до единого?