Клинок угодил точно в локтевой сгиб: ниже него рука Винченцо повисла. Он зажимал рану, хотя крови текло немного.

— Научись подтираться левой: боюсь, правую лекари могут отрезать. И не ори: велено сохранить твою жизнь, однако о хере в приказе ни слова. Сеньор ван Вейт! Вы в порядке?

Художник кивнул, хотя отнюдь не чувствовал себя в порядке.

— Славно. Парни! Вытащите того дурака из воды. Всадники не ушли?

— Положил обоих. — ответил гребец, тоже перебравшийся с лодки на лодку. — А наш красавчик вторую пулю в белый свет пустил. Нехер стрелять быстрее, чем целишься!

— Ну давай, поучи…

— Цыц! После поболтаете. Тела с берега сюда же… Один живой, что ли? Это он орёт?

— Он.

— Ну так прирежьте скорее! И без него нашумели. Живо!

Ван Вейт и не хотел смотреть на тела в лодке — и хотел одновременно. Профессиональное любопытство. Среди художников обычно посещать мертвецкие, а уж тем более анатомические театры, с недавних пор изобилующие в Лимланде. Но такое видели немногие коллеги.

Один из телохранителей получил укол в сердце — он уже потерял сознание, а может, и умер. Другой точно был жив: кровь тонким фонтанчиком била из шеи. Он пытался кричать, но выходили лишь хрип и свист, ещё более жуткий. Лицо, перекошенное криком, который почти бесшумен — это Клас ван Вейт нашёл страшным, но интересным. Получится ли когда-нибудь воплотить на холсте? Так, чтобы зритель не просто видел, но и слышал сцену?

— Да подохни уже… — пробормотал щербатый балеарец, тыкая умирающего кинжалом.

Но умирать раненый не торопился и теперь. Только дёргался при каждом уколе. Балеарец был невысок: продолжая контролировать Винченцо, до умирающего он еле-еле дотянулся. Мучения прервали только подручные щербатого, когда наконец втащили на борт тело гребца.

— Вот, спасибо. А голова-то этого где?

— Что от головы осталось, всё здесь.

— Разнесло, сука, как арбуз!

— Мда… ладно. Давайте, живее! Свалите всех сюда — и уплываем. Тьфу, блядь, гадость… простите мои грубые выражения, сеньор ван Вейт. Будете смеяться: не терплю вида крови.

Класу ван Вейту вовсе не было смешно. Если за коротким боем он следил с восхищением, да и его последствия нашёл любопытными, то сами служащие Тайной канцелярии вызывали лишь ужас.

Учась писать человеческую анатомию, трупов ван Вейт повидал достаточно. В том числе несвежих, изрубленных, обезображенных. К этому художники привыкали, но привычка — одно. За привычкой к чему-то страшному сохраняется понимание, на что именно смотришь: просто уходят лишние эмоции. Однако то, как балеарцы добивали умирающих и грузили тела в гондолу… это нечто немного другое. Клас ван Вейт написал немало портретов знаменитых воинов, у которых руки были в крови по самые плечи. Но убивали они на войне — среди грома и пламени сражений, ведя солдат в лихие атаки, из последних сил удерживая последние рубежи.