Ладонь скользнула по шее Игги, ногти впились в кожу под затылком. Гретель прижалась мягкой, тёплой щекой к лицу изуродованному лицу десятника. Прямо к криво зашитой щеке и тому месту, где булава проломила череп. Нежно-нежно. Игги дёрнулся было, хотел отстраниться — хоть на самом деле вовсе не хотел, непроизвольно вышло. Рука Гретель не позволила этого сделать.
Игги вспомнил, как его лица коснулась Ирма: тогда это было по-матерински. Да, почти такими он помнил руки Навчин. А вот теперь вышло совсем иначе. Никто прежде не прикасался к Игги так, как Гретель. За деньги так не делают.
— Знаешь, у меня здесь три мужа было. Всех убили. Говорят теперь, будто я погибель приношу! Пускай. Я ведь, Игги, не шлюха. Я замужем за этими цветами. Ржавчина. Огонь и кровь. Вот что я люблю, и ничего… ничего другого, милый. А ты уже заржавел, верно? Так время летит…
Игги наконец преодолел стеснение и обнял Гретель за талию. Потом опустил руки ниже: на ощупь там всё было ничуть не хуже, чем на вид. Лучшего и не пожелаешь! Гретель положила ладони ему на грудь, чуть оттолкнулась — лишь чтобы добраться губами до губ.
Но они так и не поцеловались.
Прозвучал выстрел. На выстрел Игги плевать хотел — мало ли что в портовом квартале стряслось, но следом с улицы донёсся голос Карла:
— Тревога!!!
Да вашу ж мать…
Почему сейчас? Почему какое-то дерьмо случилось именно этой ночью? Почему не часом позже, да хоть на полчасика? Ни один солдат никогда не радуется тревоге, но сейчас Игги был просто в бешенстве.
Красивое лицо Гретель тоже скривилось — она была расстроена не меньше.
— Ну что у нас с тобой за жизнь, а?.. Беги. Беги, чего ждёшь?
Глава 10
Глава 10
— Мои руки чисты!
Ну конечно. Руки Сулима ар-Наджиба были так же чисты, как его белые одежды. Лицо, впрочем, выражало праведную ярость.
— И я даже сожалею о том, что они чисты! Учитывая всё то, что узнал!
Джамалутдин-паша постарался выразить свой вопрос без слов, взглядом.
В чём Сулиму не откажешь, помимо харизмы — так это во вполне искренней скромности. Хоть и будучи человеком высокого происхождения, да забравшимся на самую вершину духовенства, он жил в самых простых покоях и довольствовался крайне малым. Проповеди, которые жрец обращал в черни, в этом вопросе были вполне честными.
Он делал всё, что делал, не ради мирского. Ради славы всевеликого Иама, во вред презренному Амоаму.
Нет, вопрос всё-таки придётся озвучить.