Тэффи, судя по ее улыбке, знала, что происходит. Помучив меня еще секунды две, она сказала:
— Ты демонстрируешь фокус с сигаретой.
— О, в самом деле.
Я переложил сигарету в руку из плоти и крови. Глупо забывать, как сильно может удивить сигарета, карандаш или стакан бурбона, парящие в воздухе. Я сам применял это для шокового эффекта.
Тэффи продолжала:
— В последнее время его без конца показывают по ящику. Он восьмой по порядку мерзлявчико-наследник в мире. Ты не знал?
— Мерзлявчико-наследник?
— Ты знаешь, что означает слово «мерзлявчик»? Когда в первый раз открыли склепы для замороженных…
— Знаю. Я не подозревал, что это слово опять начали употреблять.
— Да это не важно. Главное состоит в том, что, если пройдет второй законопроект о замораживании, почти триста тысяч мерзлявчиков будут объявлены формально мертвыми. У некоторых из этих замороженных водились денежки. Теперь они отойдут их ближайшим родственникам.
— Ого! И у Чемберса где-то в склепе имеется предок?
— Где-то в Мичигане. У него было какое-то странное имя, в библейском духе.
— Часом, не Левитикус Хэйл?
Она потрясенно воззрилась на меня:
— Слушай, какого пика тебе это известно?
— Просто стукнуло в голову.
Я и сам не мог понять, что заставило меня произнести это имя. Покойный Левитикус Хэйл имел запоминающееся лицо и запоминающееся имя.
Странно, однако, что я ни разу не подумал о деньгах как о мотивации второго законопроекта о замораживании. Первый закон касался только обездоленных Детей Мороза.
Вот люди, которые, вероятно, не смогут приспособиться ни к каким временам, когда бы их ни оживили. Они не могли приспособиться даже к своему собственному времени. Большинство из них не страдали заболеваниями, они не имели даже такого оправдания для бегства в туманное будущее. Часто они оплачивали друг другу места в Склепе Замороженных. Если их вернут к жизни, они будут нищими, безработными, не способными к образованию ни по нынешним, ни по любым будущим стандартам, вечно недовольными.
Молодые, здоровые, бесполезные для общества и самих себя. А банки органов все время пустуют…