Не знаю, какой ерундой Лил занималась целые сутки, но явно не спала: кожа вокруг глаз казалась совсем серой. Комплект одежды тоже был прежним. И слишком легкомысленным для намечающегося представления. Ничего не имею против народных традиций и связанной с ними театрализации всяческих бытовых ситуаций, но право, если уж речь зашла о колдовстве, можно было внешнюю атрибутику хоть обозначить? Например, накинуть на плечи девчонке такую же хламиду, в какой щеголяла её наставница. Прочитать молитву или абракадабру, символизирующую заклинание. Сделать пасс руками. А так получается, она просто подойдет ко мне и… И что-то случится?

Лил остановилась. На приличном расстоянии: не дотянуться. Подняла голову и уставилась на меня. Не моргая. Глаза в глаза.

Поймав её взгляд, кстати, вполне можно было поверить в нечто сверхъестественное. На несколько секунд.

Крепкий кофе. Не только что заваренный, а уже успевший постоять. Слегка остывший, сбросивший пенку и обнаживший свою глубину. Не ту, что прячется на дне чашки. Другую. Где-то под ней. Под блюдцем. Даже под столиком. Может, в области пола? Нет, ещё дальше.

Взмах ресниц, и все, нет больше кофе. Остался только карий взгляд, напряженный и вопросительный.

Я что-то должен сказать? Сделать? Упасть на пол и забиться в конвульсиях? Вряд ли, потому что все остальные смотрят на меня с интересом, но явно без опасений, что случится нечто, угрожающее жизни и здоровью. Значит, планировался какой-то простой фокус. Что-то вроде гипноза? Хорошо. Но почему она всего лишь молчит и смотрит? Пусть озвучит задание, даст приказ, вот тогда и оценим силу заявленного колдовства.

Ну же! Только не говори, что струсила в последний момент. Не поверю.

Ещё взмах. Один, другой, третий. Мелко-мелко задрожавшие ресницы, между которыми вдруг заблестели…

Слезы?

Дверь камеры оставалась открытой, и наверное, только поэтому Лил удалось выбежать вон: не думаю, что её глаза, залитые соленой водой, что-то могли видеть в этот момент. Следом, кстати, никто не отправился. Ни падре, так трогательно, почти душераздирающе рассказывавший мне о нелегкой девичьей судьбе, ни величавая мамбо. Пожалуй, проводил девчонку взглядом один только Гарсия. На всякий случай.

– Что скажете? – первым общее молчание нарушил команданте.

Можно было не гадать, кому задан вопрос. Одной-единственной персоне изо всех нас. Той, которая хоть что-то должна была понимать в случившемся. Или хотя бы притвориться, что понимает.

– Порадуете нас или огорчите?

– А что бы вам хотелось услышать, сеньор?

– Собственно, правду. Ничего, кроме правды, ведь мы собрались здесь именно за этим.