– Лил?

Дверь не заперта. Впрочем, в Низине, похоже, замки вообще не в почете. Да и без надобности закрываться. От кого? От своего же брата по несчастью?

– Лил, ты дома?

Планировка похожа на родовое гнездо Ллузи. Должно быть, квартал застраивался целиком и сразу, по единому плану. Ну да, здесь же толком не было частных землевладельцев: муниципальные территории, собственность города.

А вот мебели больше. Намного. Прямо-таки, целый лабиринт из столиков, комодиков, шкафчиков, этажерок и прочего: еле протиснуться можно. В этом смысле дом приемного отца, пожалуй, нравится мне гораздо больше своим простором. Даже учитывая тот факт, что Фелипе, по всей видимости, от своего скарба избавлялся в целях пополнения питьевых запасов.

– Лил, я вхожу. Не говори потом, что не предупреж…

Это ещё что такое?

В коридоре ночники попадались через раз и больше мешали рассматривать проход, чем освещали путь. Я ещё удивился, почему их так мало. Что ж, теперь знаю ответ.

Они были повсюду. На стенах. На прикроватных полочках и столиках. Даже на полу – причудливыми дорожками. Россыпь светлячков, превращающая спальную комнату в будуар какой-нибудь сказочной принцессы.

Перед порогом царил обычный, естественный хаос жилого дома, за – мертвенно-стылый порядок. Все было расставлено и разложено с невероятной аккуратностью. Трудно было поверить, что тут хозяйничала Лил, хотя… Нет, больше некому.

Покрывало без единой морщинки. Подушки, взбитые и нетронутые. Ровные складки тяжелых штор. Время остановилось в этой комнате. Однажды и навсегда.

Тщательно расправленное платье, лежащее поперек кровати, словно приготовленное для кого-то. Размер не Лил, на женщину покрупнее. Вернее, просто – на женщину, а не чахлую птаху: ростом они, пожалуй, были примерно одинаковы, а вот прочими округлостями…

Должно быть, принадлежало матери. Как её звали? Падре упоминал. А, Лурдес. Помешанная. Правда, по состоянию спальни этого не скажешь. Наверное, дочь хотела помнить только хорошее, потому и постаралась устроить нечто вроде святилища. Вот тут, в окружении нескольких рядов крохотных ночников, видимо, алтарь. С библией?

Корешок записной книжки хрустнул под пальцами, но не рассыпался. Небольшая. Каждый лист заполнен рукописными строчками. Почерк довольно разборчивый, особенно поначалу.

«Профессор велел вести записи. О каждом. Сказал, что так мне самой будет удобнее. Ещё сказал, чтобы соблюдала график, иначе моль не приживется.»

Какая ещё моль?

«Ровно одиннадцать дней и три часа от той минуты, когда почувствую ребенка. Он сказал, что должна почувствовать. Анализы и все такое – чушь. Я ему верю. Другого мне и не остается.»