Не единая, как выяснилось.

– А ещё хуже, Хэнк… Ты бы спросил: разве такое может быть? Так вот, оказалось – может. Я и себя не знаю. Теперь. Не знаю совсем.

Чем это было? Наваждением? Помешательством? Проделками любимых духов Лил? Не знаю. Не могу понять.

Ясно лишь одно: это меня спасло. И может, поэтому не стоит лишний раз тревожить мир вопросами?

* * *

Светало медленно. Так занудно и лениво, что я поплелся на кухню. За кофе.

На дне жестяной банки нашлась горсть зерен. Слегка залежалых, правда: пришлось кинуть их на сковороду, подвялить и только потом размолоть, дыша горячим горчащим ароматом. Залить водой, поставить на огонь, предотвратить попытки побега восемь раз кряду, достать кружку и…

Услышать голоса. Причем не на улице, а в доме. Собственном доме. На лестнице.

– Сеньор, вы поступаете необдуманно.

– Можешь подать в отставку хоть сейчас, Петер. Я подпишу рапорт и сниму с тебя всю ответственность.

– Вы же понимаете, что это невозможно?

– Я понимаю. Но к сожалению, пока не все, что хотелось бы понять.

Путей к отступлению не было. Разве что в окно: второй этаж всего лишь, даже не запылюсь. Правда, в отличие от Анхеля и его неизвестного компаньона, начальник сенаторской службы охраны вряд ли оставил периметр открытым, и внизу меня явно ждали теплые объятия дюжих парней.

– Вы рискуете, сеньор. А я должен делать свою работу.

– Так делайте. Снижайте угрозу, как хотите, только не мешайте моим намерениям.

Джозеф очень редко повышал голос, особенно на провинившихся. Вот и сейчас говорил спокойно, тихо, словно заботясь о тех, кто может спать в комнатах. А Петер наоборот, выказывал беспокойство. Искренне. И лицо его на сей раз выглядело почти человеческим.

Нет, конечно, профессиональные навыки прежде всего: осмотрелся с порога, прикрыл ставни кухонного окна и встал у меня за спиной, чуть левее.

– Можете входить.

Сенатору не нужно было разрешение, но паузу он все-таки взял. Из уважения к телохранителю, наверное. Только потом шагнул в круг лампового света.

– Прошу прощения за столь ранний визит, сеньор…