– Сделайте все, что полагается. Это официальное распоряжение.

С иглой он обращаться, наверное, умел не хуже опытной медсестры. Должен был уметь. Но уколол так, чтобы недосказанности между нами не оставалось, как говорится.

– Зачем уколы? Или решили из меня ещё одну ходячую камеру сделать? Как из покойного?

Пауза. Мою руку наконец-то оставляют в покое, рубашка возвращается на место, а сенатор снова оказывается передо мной, а не сзади. Но по-прежнему на безопасном расстоянии, конечно же.

– Возможно, я бы не устоял перед таким соблазном, сеньор Ллузи. В целях безопасности и прочих вещей, мало вам понятных и неинтересных. Но тут чисто техническая проблема: проделанное с Карлосом пока не пригодно к внедрению во взрослый, сформировавшийся организм, так что с этой точки зрения вам ничто не угрожает.

– Что тогда кололи?

– Комплексный антидот. Чтобы не было заражения крови или чего-то похуже. Те места, через которые вы проходили, не могут похвастать стерильностью.

Я правильно понимаю? Сенатор проявил трогательную заботу о человеке, которого и видит-то второй раз в жизни? Ну, может, третий. Максимум.

– Не буду говорить, что вы совершили подвиг, не люблю громкие слова. Это был гражданский поступок. Достойный любого. Меня удивляет лишь одно…

Меня тоже. Взгляд. Ваш взгляд, сеньор Линкольн.

– Зачем понадобилась вся эта конспирация? Она могла сработать и сработала бы на отлично, не будь тело Карлоса дополнено особыми свойствами. И очень возможно, что я никогда бы не узнал, кому обязан… Скажем так, бесценной услугой.

Было бы здорово. Но не сложилось, так не сложилось.

– Практика учит, что если человек избегает получения благодарности за свои действия, причины на это чаще всего глубоко личные. Поэтому спрошу напрямую: я в чем-то виноват перед вами?

Пасынку ты никогда не задавал таких вопросов. Вообще не поднимал подобных тем. Человеческих.

– Я сделал или не сделал что-то, важное для вас, сеньор Ллузи?

О нет-нет, сеньор сенатор! Франсиско Ллузи из Низины вы ничего не должны. Ни монеты, ни слова, ни взгляда: и так уже осчастливили. Визитом. Да ещё о здоровье позаботились. Разве можно просить большего?

– Впрочем, можете не отвечать. В любом случае, каковы бы ни были ваши мотивы, значение имеет лишь то, что мой сын возвращен домой целым и невредимым.

Радостно слышать. Значит, доктор Вега был прав в своих рекомендациях.

– И поскольку вы ничего не просите, предложу сам.

Такое выражение редко гостило на лице сенатора. В основном, во время мероприятий, посвященных памяти погибших при Переселении народов. На мемориале, куда он приходил каждый год, но вовсе не ради протокола. Это тоже было что-то личное. Очень.