Внимательный читатель заметит несколько отсылок к лучшей книге, когда-либо написанной о подводной войне – «Лодке» Буххайма. Это неизбежно. Мне не довелось служить на подводной лодке, но нечто столь вдохновенное, как «Лодка», не могло не оставить следов в подсознании.

ЧАСОВЩИК И ОХОТНИК ЗА БАБОЧКАМИ. Путешествиями во времени я никогда не увлекался, но столь избитая парадигма стала для меня заманчивым вызовом. Рассказ, однако, никак не получался. Точнее говоря, я собирался написать его где-то за месяц, а увяз на полгода, которые до этого хотел посвятить написанию повести. В основном потому, что всяческие допущения, касающиеся путешествий во времени и изменений реальности, безумно сложны. Я знал, что хочу написать, но понятия не имел как. Меня терзали классические симптомы творческого кризиса, пока я не придумал очередного персонажа. Детектив Раймонд Гольцман сразу же поставил на ноги всю историю и нанял троих киллеров, выступающих под псевдонимами Абацкий, Бабацкий и Цабацкий. С этого момента фабула вдруг с треском сложилась воедино, все части начали подходить друг к другу и работать. Я многим ему обязан. Порой так бывает.

ПОЦЕЛУЙ ЛУАЗЕТТЫ. Таково было одно из названий аппарата, разработанного, по легенде, доктором Гильотеном. В действительности чудовищная рама с падающим лезвием известна с древних времен, а более массово использовалась в Ирландии с 1307 года. Хорошо известна также четырехметровая гильотина из Галифакса, по прозвищу «Шотландская дева», которая применялась с 1286 по 1650 год. Именно о ней, предположительно, упоминал доктору Гильотену, искавшему гуманный способ совершения казней, доктор Луа из Хирургической академии. Отсюда и «Луазетта», однако название не прижилось. Еще аппарат называли «Национальной бритвой», «Народной мстительницей» – но остановились на «гильотине». Сам Жозеф Игнас Гильотен был казнен за пособничество роялистам в 1814 году.

Приняв участие в антологии о палачах, я понял, что не хочу писать чего-то, что могло бы стать «голосом в дискуссии о смертной казни» или чем-то подобным. Перед моими глазами стоял образ одного аристократа, о котором я когда-то читал. Этот человек, жертва террора, по пути на эшафот читал книгу, а за мгновение до казни загнул страницу на прерванном месте, будто собираясь в ближайшее время вернуться к чтению. Настоящий героизм. Так что воспользуюсь случаем и попрошу у него прощения за то, как я использовал эту выдающуюся сцену, поскольку в моей истории так поступает настоящий негодяй.