Наши огненные линии сплетаются в сердечном порыве, к моим глазам подступают слёзы, и я не отрываю взгляда от Лукаса, пока по моей руке струятся тонкие сапфирово-синие полосы, пробираясь под кожу, укрепляя мощный магический щит.
Снова грохочет гром, и наша невидимая связь обрывается.
Лукас бросает взгляд на темнеющее грозовое небо и неловко кивает мне, выпуская мою руку и убирая волшебную палочку в потайную перевязь.
— Нам надо двигаться дальше, — произносит он, коротко и нежно коснувшись моей ладони.
— Как ты думаешь, много нам удастся проехать, пока не польёт дождь?
В этой местности дожди не редкие гости, и чем дольше собираются грозы, тем страшнее грохочет гром, когда наконец приходит его день и час.
Эта буря собиралась долго.
— Доберёмся до Каледонских гор, — говорит Лукас. Яркая вспышка молнии на мгновение выхватывает из тьмы правильные черты его лица, в это мгновение такие устрашающие. — Нам надо оторваться от Фогеля, уйти как можно дальше. Мы выиграли немного времени — совсем немного.
В моей груди поднимается тёмный страх.
— А что потом?
Грохочет гром, и молния ослепительно вспыхивает в небе.
Глаза Лукаса тоже вспыхивают предостережением.
— А потом наступит ночь, и Фогель сможет охотиться на тебя с куда более сильными заклинаниями.
Буря всё собирается, как будто огромный и страшный зверь терпеливо выслеживает нас. День клонится к ночи, облака густеют, наливаются гневом, выдавливая гром и молнии, будто кто-то бьёт в литавры далеко за горизонтом.
Время от времени Лукас безмолвно просит меня остановиться и сойти с лошади. Спешившись, он обнимает меня и страстно целует, посылая с каждым мгновением новые потоки магии в мои линии силы, укрепляя броню, которая хранит меня от преследователей. И я приникаю к нему, прячусь в его волшебных объятиях, пока где-то рядом нетерпеливо переступают лошади. Деревья после наших поцелуев отступают, не осмеливаются давить на меня с прежней силой, будто обескураженные такой сильной магией.
Мы скачем вперёд, и я ловлю себя на мысли, что после каждого поцелуя начинаю ждать следующей остановки, нового слияния наших губ, когда ужасный мир вокруг нас на мгновение отступит и наши волшебные силы сольются в едином потоке.
В густых сумерках вспыхивают молнии, а лес становится всё темнее, деревья всё огромнее — вот они уже нависают над нами пышными кронами, а изъеденная временем кора время от времени появляется перед глазами в свете волшебных фонарей амазов.
Вот и Каледонский лес ситкинских сосен.
Я восхищённо оглядываюсь, когда мы въезжаем под сень колючих ветвей, которые почитают на всей Эртии. Об этих деревьях — ситкинских елях и соснах — я лишь читала в книгах да ощущала их отголоски, касаясь некоторых типов древесины.