– Вы связываете мне руки! Вы берете меня за горло! Вы режете меня без ножа!
– У вас вообще иссякает запас клише, Трилби? Замолчите хоть на пару секунд и вслушайтесь.
Бенни понял, что лучше и правда последовать указанию, и смолк. В тишине печатного зала раздавалось лишь тиканье редакционных часов.
– До Нового года остались считанные минуты, и я не хочу потратить их на такое ничтожество, как вы. Поэтому я оставлю вас доделывать статью, и если только она не возымеет того эффекта, о котором вы говорили, я буду забирать у вас зуб за зубом… медленно с наслаждением – по зубу в день. И да, постарайтесь не испортить статью после того…
– Возымеет! Не испорчу!
– …после того, как получите свое заслуженное и справедливое наказание. Счастливого Нового года, мистер Трилби.
Бенни открыл было рот, чтобы возмутиться, но просто не успел.
Раздался выстрел, что-то кольнуло газетчика в грудь, словно его ужалили, и в следующий миг зубы Бенни Трилби пронзила чудовищная боль.
Он схватился за подбородок и закричал.
А еще через мгновение лампа на столе Бенни снова загорелась.
В печатном зале он был один.
Эпилог. Полночь.
Эпилог. Полночь.
Дрожащая рука в перчатке-митенке несколько раз стукнула в дверной молоток. Открывать никто не спешил.
– Это ведь тот дом? – взволнованно спросила женщина в шали, из-под которой выбивались спутанные рыжие волосы. На руках она держала худющую собачонку с грустными глазами и вислыми ушами.
– Полагаю, да. – Ее спутник, тщедушный мистер в мятом котелке и висящем мешком костюме сверился с бумажкой и, задрав голову, уставился на полукруглое окошко, из которого на улицу тек рыжий теплый свет.
– Что там сказано? – спросила женщина, кивнув на бумажку.
–
Женщина вытерла дырявым рукавом проступившие на глазах слезы и покачала головой.