– А разве я говорю о том, что сказанное им в эфире – чистая правда? Любым человеком движут корыстные интересы. Он давал интервью накануне очередной экспедиции в Антарктику и, разумеется, не мог сказать, что мы едем туда просто дурака валять, потому что там холодно и нет ничего, кроме пингвинов и десяти тысяч футов льда. Но тем удивительнее сегодня выглядят его слова и последствия этих слов и экспедиций. Вций. для, – снова заговорил Роланд, – был масоном высокой степени. ВВВедь если он, как вы говорите, врал, и в Антарктике никаких полезных ископаемых отродясь нет, то зачем подписывать договор и придерживаться его неукоснительно столько лет? А если есть, то эта боязнь его нарушить странами, преспокойно нарушающими все остальные мыслимые и немыслимые договоры, пакты и конвенции, кажется тем более необъяснимой. Вы не находите?

То, о чём я сейчас рассуждал, я предварительно обдумывал не один день, начитавшись книжек и журналов из коллекции Кроули. Поэтому спорить со мной на эти темы было довольно сложно. Тем более что спорить ни с кем я не собирался. Людей думающих достаточно спровоцировать одним несуразным вопросом, и они сами дойдут до сути. А людей «знающих» провоцировать безполезно, поскольку они не думают. На моё счастье до Фрисландии добирались те, кто стремился узнать что-нибудь новое, выйти за рамки привычного мира, причём не лёжа на пузе в песках тропического пляжа, а платя деньги за туризм в совершенно спартанских условиях. В итоге наша с Роналдом пикировка и моё рассуждение вслух никого не заставили замкнуться и раздражённо поджать губы. Все терпеливо двигались дальше, погрузившись в размышления.

Харамеру, открывшаяся нам примерно через час пути, представляла собой внушительное зрелище. Забрось её куда-нибудь в Гималаи или Анды с Альпами, никто бы не обратил на неё внимания. Но здесь, в одиночестве, да ещё на фоне уже подкрашенных рассветом хмурых облаков, она смотрелась величественной и неприступной. Поскольку, как я уже сказал, увидеть её со стороны практически не представлялось возможным, выйдя из леса, вы оказывались сразу у её подножья, полого уходившего в высь, иногда теряющуюся в тумане, иногда, как сегодня, взирающую на вас заснеженной вершиной. Мне приходилось слышать от бывалых путешественников, что она производит на них такое же впечатление, как знаменитая японская гора Фудзи. Но только Фудзи – вулкан с плоской верхушкой, а наша Харамеру – «обломок молота» с несколькими острыми пиками, делавшими её похожей на массивный фундамент под таинственным средневековым замком.