Пальцы Генриха лениво скользят по пуговицам рубашки, оттягивая её в сторону, обнажая клеймо исчадия ада. Глаза у суккубы расширяются.

— Был, — кратко комментирует Генрих, — я там был.

— Но сейчас ты свободен! — Джули не спускает с него своих лихорадочно блестящих глаз. — Ты среди них. Один из них! Как такое возможно?

Она видела. Видела его взрыв. Возможно — что-то почувствовала, потому что жгущая грешную сущность боль хлестала из Генриха тогда во все стороны, бесконтрольно. Разлеталась волнами, и пусть Фокс был в эпицентре, но “брызги” ведь тоже были…

— Это не моя заслуга, — говорить об этом и не ощущать сводящей горло горечи, было невозможно, — мне помогли.

— Та девчонка, да? — Джул оказывается неожиданно догадливой. — Та милая девочка, которую ранил Реджи и по которой сохнет Миллер. Та, которая может брать таких как мы под контроль…

— Агата, — имя птички ложится на язык каплей каленой стали, прожигая насквозь, — её зовут Агата, и она — мой Поручитель. Без неё — я не получил бы помилования. Ничего бы этого не было, если бы не она.

— Вы ужасно занятные, господа, но у нас тут все-таки ужасно важное совещание, — напоминает о себе Анджела, — давайте-ка, Эберт — в изолятор, Хартман — соберись. Если уж Небеса тебя избрали, постарайся быть полезным.

— У меня предложение, — Джули перебивает Анджелу, резко и независимо вскидывает голову, — к вам всем, господа архангелы.

— И архидемоны, — вполголоса добавляет Катон…

— Я сдам вам все слабые места Реджи, — звонко чеканит Джули, — сдам места его лежки и самые вероятные места охоты, где он будет восстанавливать силы. А вы — гарантируете мне встречу с Поручителем Генриха Хартмана. И не отправите меня на Поле до того, как она очнется.

Молчание после предложения Джули царит всего минуту, после этого в кабинете Пейтона будто что-то взрывается. Катон, Миллер, Свон — оказываются на ногах. Сидящим остается только Пейтон, который сидит, сомкнув ладони и глядит на происходящее в своем кабинете как на цирковое представление.

— Нет! — Анджела резко встряхивает своими овечьими кудряшками. — Только не вздумайте на это соглашаться. Мы все прекрасно знаем, чего хочет эта дрянь. Знаем, что она будет лгать и изворачиваться, любыми способами, лишь бы задурить голову той, что может её помиловать. И знаем, что Виндроуз непременно это сделает. Она ведь блаженная!

— Это так плохо? — Генрих спрашивает это отстраненно и не глядя на Джули. Шрамы от оков на запястьях начинают ныть, будто требуя его внимания. И это ведь не фантомные боли. Вполне себе реальные.