Кто это? – встревоженно повторил молодой человек. Его рыжие брови и волосы покрыл иней, а кожа стала голубоватой, как лед.
– Они не выходят обратно, – сказала Марджери. – Судя по показаниям приборов, они все еще в Стране.
Эрвин, ухватившись за запястье, тер его, бормоча что-то, затем постучал по индикаторам тремя пальцами. Потом наклонился и покачал головой.
– Не знаю, – сказал он. – Я делаю это впервые. Прежде мы никогда не разрывали связи.
– Может, просто задержка? – спросила Марджери.
– Прошло четыре минуты. Понятия не имею, как долго длится обработка после…
– Берк говорил, что на это могут уйти минуты, даже часы, – сказала Марджери.
– Надеюсь, что такого не будет, – сказал Эрвин. – Посмотри, какая кривая у Нейман. Она опускается ниже уровня нейтрального сна. Думаю, Кэрол погружается в глубокий сон.
– Как вы думаете, Голдсмит что-то сделал с ними? – поинтересовалась Марджери.
– Если бы я знал, что происходит, то был бы гением, на хрен, – огрызнулся Эрвин. – Давайте попробуем привести их в сознание.
Я могу съесть тебя так же спокойно, как стою здесь. Я съел мальчика, близнецов. Съел твою белокурую женщину. Теперь она в моем нутре. Я могу съесть этот…
Сэр обвел руками калифорнийский городок.
Мартин взглянул на холодный застывший образ своего молодого отца – субличность, часть его собственного глубинного самосознания. Он любил этот образ, ему нравилось то, что тот говорил о нем самом, и то, что, насколько бы он ни был скомпрометирован, как бы ни оступился, у него остается эта сила внутри.
Присутствие Сэра заморозило образ. Его лицо и руки покрылись льдом.
Мартин снова обратил внимание на зеленый морщинистый труп Сэра. Ты выходишь за рамки дозволенного, сказал он. Тебе здесь нечего делать.
Всего лишь короткий шажок через мост, сказал Сэр. Я способен жить везде, куда меня пригласят.
Образ Сэра приподнял верхнюю губу и показал острые волчьи зубы. Зубы удлинились, превратившись в острейшие клыки.