— Да насрать мне на Харальда. Он сделал нас изгоями, — в сотый раз говорил я, не вставая с лавки.
— А с каким заданием он послал тебя? Узнать, живы ли еще дикие бритты? Или, может, он направил тебя прямо в это поселение? Может, весной сюда придут сотни нордов, чтобы сжечь и эти дома? Живодер сказал, что с ним о том не говорили, что всё знаешь только ты.
Угу, нашел дурака. Если бы Живодер так сказал, то мне шкуру бы не разрисовывали, а срезали. Маленькими такими кусочками.
— Нет, Харальд не знает, где мы. В той битве у него погиб старший сын, и если бы он знал, то местные леса бы уже горели. Так чей ты, маленький норд? Кому ты служишь?
Я отвечал, а Полузубый сразу же забывал мой ответ и спрашивал еще раз. Через несколько слов еще раз. Даже мне начало казаться, что я вру, что моего отца зовут не Эрлинг, да и я вовсе не Кай. Чем чаще я повторял одно и то же, тем менее правдивым это выглядело. Дошло до того, что один раз за меня на все вопросы ответил Живодер на чистом нордском, ни разу не сбившись.
Полузубый словно и не искал правды. Может, он соскучился по нордскому языку? А то вокруг всё бриттский и бриттский. Вырос ведь Полузубый явно среди нордов.
— Думаешь, ты оскорбил наших богинь? Нет, ты оскорбил свою веру! Что есть Бездна? Бездна — это Домну, а Домну — это Бездна. У нордов нет богини, равной Дану, но есть Орса. Назвал бы ты Орсу сукой? Может, и назвал бы. Я тоже мог бы пройтись по каждому из нордских богов, я знаю их имена, слышал истории о них! Но не буду.
— Потому что наши боги сильнее.
— Разве Бездна сильнее Домну? Разве Амаэтон не равен Фольси? Или Гофанон уступает Корлеху?
— Вы проиграли, значит, ваши боги слабее! — хохотнул я и скривился от боли: Полузубый легонько хлопнул меня по спине.
— Нет! Это наказание Домны за то, что мы забыли истину. Наши конунги и ярлы исказили правду и поплатились за то. Когда все бритты снова вспомнят свои корни, когда в каждом доме принесут жертву в честь Домну, когда ее поцелуй снова станет честью и наградой, а не проклятьем…
— Когда свиньи научаться летать.
И я снова закряхтел от боли.
— Так вот тогда бритты скинут нордский гнёт и восстановят свою честь.
Вот так прошло, наверное, дней десять. Живодер почти не резал спину, а лишь следил за заживлением. Мне всё еще было больно наклоняться и потягиваться, но лежать на боку и ходить я уже мог.
Ближе к вечеру в землянку ворвался Полузубый и сказал всем идти на площадь. Там собрались все жители селения, столпились возле кого-то или чего-то. Я встал на цыпочки, чтоб разглядеть, что там такое. А Полузубый попросту растолкал всех, протащил меня следом и сказал на нордском: