Он решил захватить Сад сам ― и подговорил других. Он даже смог начать бой до того, как Крапива хоть что-то понял. Но потом Крапива понял. И пришел. Он пришел ― и начал вдруг стрекать всех, совершенно всех, кто видел его, ― и ведь стрекал он словами, одними лишь словами, но как стрекал!

Стрекал всех. Кроме Чертополоха. Который и так уже изранил всех своими иглами.

И тогда…

И тогда Алая Роза осознал вдруг, что все, все вокруг обрастают шипами. Колокольчик и Лилейник, Персик и Астра, Жасмин, Фиалка… и он сам. Его шипы стали острее шипов отца, злее шипов отца, метче шипов отца и заблестели золотом. Шипов было так много, что Дикая Алая Роза потерялся в них… а когда очнулся, Крапива был мертв.

Дикая Роза вернулся к Королевской Незабудке и скоро взял ее в жены. Перед этим он спилил почти все новые шипы и очень, очень надеялся, что они не отрастут. Но они отрастали. Постоянно. Ночью, стоило Незабудке задремать, собственные шипы начинали снова и снова колоть Розу. Они блестели золотом. И, прежде чем поранить, еще и жгли, словно крапива.

Время шло. У Королевской Незабудки родился первый побег.

– Давай назовем его в честь Крапивы? ― тихо предложил жене Дикая Алая Роза. ― Я скучаю по нему…

– Нет! ― испугалась она. ― Нет! Что, если он повторит его судьбу, умрет молодым? Давай назовем в честь тебя, пусть повторит твою, она счастливее!

Дикая Алая Роза почувствовал, что весь дрожит. Шипы. Шипы готовы были вот-вот вырваться. Его судьбу?..

– Нет! ― покачал головой он. ― Нет, ладно, не надо вообще повторять судеб. Пусть будет другое имя. Любое другое…

И они дали другое. Новое. Но Звезды знали все лучше. Смеясь над родителями, они дали ребенку малое прозвание Несчастливец. А Дикую Розу, и его детей, и детей его детей долго еще, много поколений кололи шипы и преследовали несчастья.

* * *

Эльтудинн чувствовал механическое сердце «Фьерры» ― своего корабля ― как собственное. Оно билось так же рвано, гулко и упрямо. Не остановится. Нет, оно не остановится прямо сейчас, если приложить ладонь, глубоко вздохнуть и задержать на несколько мгновений дыхание, пока очередной приступ не затихнет. Горячая тяжесть пройдет, вот сейчас. Боль расползется по всему телу и перестанет быть такой острой в одной точке, в груди. Расползлась. Прошла…

Флотилия ушла уже далеко. Она ― каждое большое и маленькое судно ― низко ревела огненными двигателями, и надувались от движения паруса, хотя ветра не было над темной водой. Штиль. Безветрие, безмолвие, бесчувствие, бессмыслие. И даже морские чудовища, жадные монстры, которые особенно расплодились после боя при Детеныше, не показывались из зыбкой мути. Боги отозвали их, сдались.