– Пойдем домой, ― сказал он. ― Тебе нужно отогреться. И начать примиряться с мыслью, что скоро дом будет твоим. ― В тоне его появилось что-то мечтательное. ― Подумай, какая красота, а? Женишься… приютишь учеников, каких захочешь!

Идо как вкопанный стоял на месте. Прыжок со скалы вдруг снова начал его манить. Проклятая змея. Проклятая. Умерла, сгинула, но тащит Мастера с собой.

– Мой светлый… ― донеслось сквозь шум в висках.

Больше Идо никто так не назовет. Это не приходило в голову даже ни одной девушке; флиртуя, они всегда звали Идо shan, сравнивая с темными духами из-за взгляда, интонаций и волос. Идо знал: «мой светлый» не произносила и мать, если она была, и отец, если был он. Они говорили что-нибудь наподобие «выродок».

– Элеорд…

– Ты совсем взрослый. ― Он не дал продолжить. ― И кроме сына, ученика и художника становишься человеком. Это непросто. Но знай, что я буду за этим смотреть.

– А если вы погибнете в пути?.. ― Идо со страхом посмотрел на море. Огромное. Злобное как никогда в этом скорбном шторме.

– Я? Что ты. Не погибну. Меня явно берегут.

Что-то в его голосе заставляло верить. И все равно хотеть шагнуть со скалы, все сильнее. Идо понимал: пора сдаться, он все испортил. Порушил. Второй раз погрёб Мастера под обломками, а теперь пытается, пытается вытащить, забыв самое важное. В руинах любви ― как и в руинах дома ― не нужно резких движений и громких криков. Они могут сделать только хуже. И, покоряясь, Идо лишь прошептал:

– Можно однажды я…

Ему не пришлось заканчивать.

– Да. Я всегда буду тебе рад. Тебе и твоим чудовищам.

И Идо, сморгнув слезы, заставил себя улыбнуться в ответ. Мастер в последний раз вгляделся в туманное море и первым пошел с обрыва прочь.

…Они шли нетвердо по скользким камням ― промокшие, едва разбирающие дорогу и то и дело встречающие скорбных людей. Горожане спешили к храму: туда жрецы должны были привезти тело Вальина Энуэллиса и нескольких самых верных ему людей. Вскоре через толпу было почти не пробиться, но Идо и Элеорд все равно пробивались, не желая сегодня слышать псалмов.

Королю вряд ли нужно было, чтобы они его провожали. Он любил их слишком давно. И он бы их простил.

* * *

Дикая Красная Роза родился на свет совсем-совсем без шипов.

Ему говорили об этом все, а больше всех ― отец, чьи шипы были из стали. И его прозвище тоже было именно таким ― Сталь, сына же звезды назвали Ртутью. Хотя он очень, очень хотел тоже быть Сталью.

Вся жизнь Дикой Алой Розы была попыткой вырастить шипы. Он дрался со всеми соседскими мальчишками и бегал за всеми стражниками ― друзьями отца. Он выступал на праздниках Близнецов как рыцарь. Он так метал ножи, что мог пришпилить бабочку к дереву, мимо которого она пролетала, и хорошо стрелял.