— Лия рассказала мне кое-что из этого. Через Фаладу. Она сказала, что её мать и отец мертвы. Они была королём и королевой, так? Потому что она назвала себя принцессой. Младшей из всех.
Он улыбнулся.
— Так точно, младшей из всех. Она рассказала, что все её сёстры были убиты?
— Да.
— А о братьях?
— Они тоже были убиты.
Вуди вздохнул, погладил свою кошку и посмотрел на огонь. Я уверен, что он чувствовал тепло, и меня заинтересовало, мог ли он видеть его — как вы смотрите на солнце с закрытыми глазами, и видите красноту от подсвеченной крови. Он открыл рот, будто собираясь что-то сказать, затем снова закрыл и слегка потряс головой. Волки, казалось, завыли где-то совсем рядом… затем смолкли. Стало жутко от того, как внезапно это случилось.
— Это была чистка. Ты знаешь, что это значит?
— Да.
— Но некоторые из них выжили. Мы сбежали из города, но Хана не покинет его, потому что она изгнанница со своей родной земли, далеко на севере. Всего нас было восемь, тех, кто сумел пройти через главные ворота. Было бы девять, но мой племянник Алоизиус… — Вуди снова потряс головой. — Восемь из нас избежали смерти в городе, и наша кровь защитила нас от серости, но преследовало другое проклятье. Догадаешься?
— Каждый из вас потерял одно из своих чувств?
— Да. Лия может есть, но для неё это болезненно, как ты видел.
Я кивнул, хотя собеседник не мог этого видеть.
— Она едва может чувствовать вкус, и как понимаешь, не может говорить, кроме как через Фаладу. Лия убеждена, что это одурачит его, если он подслушивает. Я не знаю. Может быть, она права. Может быть, он слушает и это забавляет его.
— Когда вы говорите
Вуди взял меня за рубашку и притянул. Я наклонился к нему. Он поднёс губы к моему уху и прошептал. Я ожидал услышать «Гогмагог», но он сказал:
11
— Он мог послать за нами наёмников, но не стал. Он позволяет нам жить, тем, кто остался; жизнь эта — уже достаточное наказание. Алоизиус, как я сказал, не выбрался из города. У Эллен, Уорнера и Греты забрали их жизни. Полагаю, Иоланда всё ещё жива, но она где-то блуждает, обезумившая. Как и я, она слепа, живёт в основном за счёт доброты незнакомцев. Я кормлю её, когда она приходит, и соглашаюсь с тарабарщиной, которую она несёт. Все племянники, племянницы, как ты понимаешь, — родная кровь. Ты улавливаешь?