К трём пополудни от нещадной жары Оливера сморило, он решил пропустить обед и три часа проспал в своей каюте размером со шкаф, а пробудился от настойчивой колотьбы в дверь, когда уже пробило шесть склянок.

На пороге стоял хмурый, встревоженный боцман Абрахам Блау.

— У нас происшествие, — напряженно говорил он, пока Оливер ладонями протирал заспанные глаза. — Краб пропал. Вахту сдал. Вроде бы в трюм спустился за галетами. И поминай, как звали.

— Как… В трюм… — просыпаться было трудно. — Куда ж там можно деться?

Боцман пожал плечами.

— Ребята прочесали вдоль и поперёк с факелами. Краб будто сквозь дно провалился. В трюме его нет, ни живого, ни… — Блау махнул рукой. — Никто не видел, чтобы он поднимался на палубу. Вещи в рундуке под гамаком. Парни говорят, что все на месте — до последнего медяка и пары штанов…

Бывали на борту и пропажи, и убийства — двести мужчин месяцами в тесной коробке — случалось всякое. И заколоть могли, и за борт спьяну сбросить. Но никогда бесследно, без свидетелей среди бела дня… Вырисовывалась странная, бестолковая и недобрая картина. И некстати вспомнился Оливеру странный крик издалека — а сэр ли Персиваль кричал?

Он лично осмотрел каждый закоулок трюма. Ничего. Короба с товаром, опечатанные тюки тканей, мешки, коробки, кувшины с припасами. Крыса шмыгнула прочь, застигнутая сполохом света с масляного фонаря. За ней другая, третья. Лишь одна, здоровенная, вжавшись в угол, не убегала, в красных глазах отражался огонь… Кажется, это тот самый крысобой, надежда боцмана. Оливера передёрнуло. За ароматом пряностей дрожали на границе восприятия другие запахи, тревожные, злые. Несло кровью, требухой, чем-то чужим, страшным. Оливер, так ничего и не обнаружив, махнул матросам — уходим наверх, люки задраить.

Поднимаясь на палубу, раздумывая, как доложить о происшедшем капитану, он понял, что подбирает рифмы к слову «смерть».

Элизабет

Всех людей на «Неподкупном» я делила на три категории — «хорошо», «плохо» и «посмотрим» — стоило ли ждать от них вреда или пользы. Кок-ирландец, О’Бройн, несмотря на ругань и подзатыльники — хорошо, как недовольный дед, который, случись что с внуком, может и защитить. Командир отряда сипаев — высокий худой индиец, похожий на отцовского Пранава — плохо. Капитан, Дьяволсон, как его называли матросы — очень-очень плохо. Светлоглазый, красивый второй помощник, веселый, но часто смотрящий как бы внутрь себя — посмотрим. Матрос по кличке Краб — хорошо. Он норовил мне помочь, оберегал. Я бы его тоже оберегла, если бы нашлась что сказать, если бы могла описать увиденное в трюме.