Сгустился мрак, и набравшийся сил туман захватил улицы. Звуки в нём искажались, и порой я принимал топот своих шагов за марш реманских колонн. Это если удавалось расслышать что-нибудь сквозь стук исступленно колотившегося сердца.

Далёкие дома расползались, терялись в дымке. Дорога вела вверх. Дворец уселся на вершине холма, опоясанного стеной, ещё более высокой и толстой, чем внешняя. Вот только защитникам внутренних ворот повезло куда меньше, чем стражам южных. Изломанными куклами валялись тела, а ворота стояли распахнутыми настежь.

Когда-то подобное зрелище ввергло бы меня в панику, однако теперь я просто подметил странности в мертвецах. Среди них не было ни одного ремана, и к тому же на них почти не было крови. Их не разрубили, не разрезали, не сожгли — смяли в гигантском кулаке. Три проклятых рыцаря валялись с неестественно вывернутыми конечностями среди неупокоенных.

Никаких следов боя.

Я погладил навершие шаэ’руна и устремился за Вероникой. Привычная слабая боль в ладони позволяла отвлечься от пиршества смерти.

Жадные языки тумана облизывали и дворец, и разглядеть его как следует не получалось. Но и того клочка, что вынырнул из темноты вместе с палисадником, хватило, чтобы в восхищении присвистнуть.

Восторг утих, когда под ноги подвернулся ещё один мертвец, такой же выжатый, что и прошлые. Неизвестная сила раскидала защитников по мраморным ступеням лестницы у парадного входа. Одна створка кованых дверей угрожающие нависала над нами, удерживаемая нижней петлёй; вторую вбило внутрь, и она сшибла несколько статуй. Их обломки хрустели под сапогами; на гобеленах и коврах осела пыль.

Вероника не выказывала сомнений, и я следовал с ней по сводчатым коридорам. Тишина давила на барабанные перепонки. Никто не показывался — ни таинственные враги, ни проклятые рыцари, ни неупокоенные. От мысли, что мы с Вероникой — единственные живые на километры вокруг, меня пробрал нервный смех, но он застыл на губах. Я испугался, что привлеку внимания чего-то чудовищного.

Глупый страх, ведь мы двигались прямо в логово самого опасного существа в округе.

Очередной коридор привёл к дверям высотой в три человеческих роста. На них переплетались золотые стебли и листья величиной с мою голову. И всюду сияли драгоценные цветы; алмазная кромка переходила в аметистовую или сапфировую середину, из которых выступали точёные пестики и тычинки.

Я сглотнул комок в горле и поравнялся с Вероникой, которая колебалась, положив ладони на створки. Её била мелкая дрожь, губы шевелились, вымаливали шепчущее прощение — магичка собиралась с духом для святотатства.