Камни, которые он продавал Барскому, а тот в свою очередь кому-то еще? И мог ли этот самый, неизвестный мне «кто-то» решить, что вполне и без Барского справится?

И без Мишки.

Логично?

Не совсем. Зачем тогда убивать? Придушить. Спустить вниз, раз уж там лаз имелся. А уже в тиши и спокойствии выспросить, как оно на самом деле.

Мишка долго не продержался бы.

При вдумчивом допросе долго никто не держится.

Я решительно толкнула калитку. Женщины… найдем трупы, тогда и станем разбираться, чья там кровь была. А сейчас я просто поговорю. Со старым… другом?

И близко нет.

С человеком, который мне спину прикрывал. Разговора-то он заслуживает.

Калитка отворилась с душераздирающим скрипом, но теперь ни одна псина не гавкнула. И правильно.

К покосившейся избенке, нижние венцы которой явно подгнили, вела узкая дорожка. Слева от нее чернела земля. Справа – земля и навозная куча, судя по виду, еще весной привезенная. Ник-Ник огородничать вздумал? Глупость какая… или просто выгрузили и оставили.

А соседям он не отдал.

Из врожденной жадности и дуроты тоже врожденной.

Вот и дверь.

И легкий запах апельсина, который заставляет насторожиться. Ручка старая, медная. И лапка над нею торчит. До боли знакомо. Я ведь никогда здесь не была. Ник-Ник не звал, я не напрашивалась.

Тронула лапку… нажми и дверь откроется.

Как в сказке про непослушную девочку и волка-оборотня. Старая Лисица много сказок знала. Только не помогли. Я все равно убежала в лес.

И выжила.

Я надавила на лапку, и длинный хвост её поднял засов с той стороны двери, вынимая из пазов. Легко пошел. Стало быть, следил Ник, смазывал.

- Эй, - я приоткрыла дверь и постучала. – Ты дома?