Правой.

Яма. И нога проваливается, а Бекшеев падает-таки, правда успевает руки выставить, но как-то неудачно. Запястье пронизывает острая боль. А следом приходит понимание, что он, Бекшеев, в самом деле кабинетная крыса, для этаких приключений категорически неприспособленная.

- Эй…

Надо идти.

Зима же может. Женщина. Хрупкая… ладно, не слишком хрупкая, но все-таки. И его на себе тянет.

Не воин?

И близко.

Но вставать. Идти. До кромки леса недалеко. И рядом скользит размытая тень твари. Тоже любопытный эффект, она рядом, руку протяни и коснешься мокрой шерсти, но разглядеть почти не получается.

- Почему? – Бекшеев сумел справиться с болью в руке. Кажется, распорол кожу, если по пальцам бежит горячее. Кровь? Пускай.

- Что?

- Почему я её почти не вижу? Вот если сосредоточусь, тогда да, а в то же время она рядом, но и не здесь.

- Одинцов уверял, что дело в искажении пространство. Какая-то там энергетическая аномалия. Вроде бы. А как по мне, они просто между мирами. Яви и нави.

- Одно другому не противоречит.

По лицу скользнула мокрая ветка. И сверху посыпалось да так, что Бекшеев голову в плечи вжал.

- Надо… возвращаться… вызывать подкрепление. Собирать… людей… оцеплять остров.

- И прочесывать, - согласилась Зима. – Только тогда мы живых не найдем.

- Он…

- Янка. Софья… княжич, но если он, то ладно. Ниночка… беременная, между прочим. Медведь… не уверена, что он жив. Да и на кой ему? Хотя…

Лес темен. Здесь голые ветви переплелись, укрылись сосновыми колючими лапами. Сумрак сочится, разбавляя эту предвечную тьму.

Дышать тяжело.