Надо показать.

Чтобы поняли.

Оценили. Никто никогда не ценил… болит голова, и эта боль – собственная Бекшеева, но от нее нужно отрешиться. Учили же разделять.

Дара нет. А то, чему учили, есть.

- Что? – взгляд Зимы не отрывается от чаши.

- Вот!

Голос снова доносится откуда-то сбоку.

- Кристаллы, видишь? Эти слабенькие… Барский все-таки так себе был по силе. Но одного… хватит, чтобы чувствовать себя хорошо. Надолго хватит… надо было раньше, но это же не просто!

Делиться.

Он так долго молчал. Прятался. Разве не заслуживает он, чтобы о совершенных открытиях узнали? Пусть даже эти вот… все одно умрут. А время есть. Много времени.

- А с вас получатся… мне хватит… надолго хватит. Может, даже совсем. Восстановиться. Печать снять до конца, а то вроде и сломалась, но как-то вот криво. Как и стала. Это здесь… здесь меня все держит. А там я буду свободен!

Конечно.

В этом смысл. Но подавитель нужно ослабить. Жертвы и без того раздавлены. Ослаблены…

- Сейчас… с кого начать?

- С… м-меня, - хриплый голос Сапожника звучит сбоку. – Д-давай… у меня сил немного… обкатаешь… еще раз… к чему рисковать.

Именно.

Немного.

А подавитель их забирает. И смысл? Что он может? Кому, как не настоящему убийце отличить подделку? Сапожник – ничтожество, которое притворялось кем-то значимым.

И… можно ведь выпустить.

Его?