— Никак нет, ваше высокоблагородие, не вернулась.

— Титулование отменено приказом Петросовета, — улыбнулся подполковник.

— Извините, Пётр Аристархович, — улыбнулся в ответ Тоха, — а какое отношение приказ Петросовета имеет отношение к формируемой Добровольческой армии?

— Добровольческой армии? Интересно-интересно. Лавр Георгиевич говорил мне, что намерен переименовать организацию. Но вы откуда знаете?

Программер пожал плечами. Он понятия не имеет, что Добровольческая армия называется как-то иначе.

— Не знаю. Как-то так подумалось. Мы же добровольцы.

Колчинский ненадолго задумался.

— Кхм, вы правы, подпоручик. Надо возродить традиции русской армии. Я обязан задать вопрос. Вы согласны вступить в ряды «Алексеевской организации»?

— Сочту за честь, — Тоха слегка склонил голову.

Снаружи раздался звук автомобильного клаксона. Колчинский поднялся. Офицеры тоже встали.

— Благодарю. Нам с господином Зарецким пора. Завтра приходите в бюро. Скажите, что вас рекомендую лично я.

Гости ушли. Роман налил Тохе и себе чаю. Программер достал кусок сала и хлеб, что положила Анфиса.

— Рассказывай, что нового. Про Настю, — он запнулся, — всё знаю. Прилуцкий показал… видео… записи. Кстати он и сказал, что ты прибудешь сегодня.

Тоха рассказал, что узнал от Прилуцкого.

О своём потенциально высоком уровне Агнихотри. Так как термин Роману незнаком, вкратце описал, что это за зверь. По законам, принятым в двадцать четвёртом веке, человек с таким уровнем либо должен работать в службе защиты времени, либо его ликвидируют. Сейчас начальство Прилуцкого не знает, что творится. Скорее всего, уровень Тохи резко повышается до максимально возможного.

Рассказал о временном сбое, когда он с Анфисой возвращался от могилы Насти.

Князь слушал, не перебивая. Про Анфису деликатно не стал ничего спрашивать.

— И что собираешься делать? — поинтересовался он, когда программер закончил рассказ.

— Не знаю. К ним идти не хочу. Сволочи они. Могли бы прийти нам на помощь, если б захотели. Нельзя им видите ли. К пиндосам тоже не хочу.

— Антон, Настя дорога мне так же, как и тебе. Но даже я их понимаю. Ей суждено было умереть.