– Из костей наших отцов прорастаем мы, чтобы дать почву нашим детям… Всё дело в гармонии, молодая госпожа Хаяси, и ни в чём ином – я уже говорил вам об этом и не устану повторять снова и снова. Как бы вам ни хотелось вырваться из этого круга, бороться против законов, установленных силами гораздо более высшего порядка, чем может себе вообразить человек, бессмысленно. Это всё равно что умирать от жажды и выбросить в бездну флягу с последним глотком воды.

Уми немного помолчала, обдумывая услышанное. К тому времени они уже добрались до моста Нагамити, и теперь влились в толпу людей, тоже желавших попасть на тот берег. День обещал быть ясным и чистым, как слёзы горного ручья. Лишь в отдалении на востоке серел тонкий пояс облаков, суливших дождь. Пройдёт ли он стороной или направится прямиком к Ганрю – то пока было неведомо.

– Возможно, я не совсем ясно понимаю, о каких законах вы говорите, – снова заговорила Уми, когда они миновали почти половину моста, – но мне ясно одно: никакой гармонии в этом мире не существует. Знаете, почему наш клан так уважают во всём городе – и даже полиция не осмеливается идти против нас? Да потому что якудза были и остаются той единственной силой, которая хоть как-то поддерживает порядок в этом городе. Предшественник отца, старый глава Нагасава, начинал работу в портовом квартале: в те годы полиция туда вообще соваться боялась – такой там царил беспредел. Любого могли прирезать в каком-нибудь вонючем проулке на два паршивых медных сэна. А если какая-то девушка отказывала неугодному жениху, её отца и братьев могли убить у неё на глазах, а саму несостоявшуюся невесту, её мать и сестёр продать в бордель… Вот что творилось в портовом квартале до тех пор, пока старик Нагасава не навёл так порядок. Пускай он действовал твёрдой и жёсткой, а порой и жестокой рукой, но зато теперь портовый квартал ничем не отличается от того же Фурумати или Отмели, только что дома там победнее. Преступники урезонили преступников, меньшее зло остановило большее – и никакие высшие силы, прошу заметить, помощи якудза не оказывали.

Ямада слушал Уми с неослабевающим вниманием. Ободрённая его молчаливым поощрением, она продолжала:

– Работая в игорном доме, я довольно насмотрелась на то, какими порой кошмарными и чёрными бывают помысли иных, наделённых огромной властью людей. Большие начальники полиции, богатейшие фабриканты – в их руках сосредоточено столько силы, что даже мне, дочери главы клана якудза, страшно вообразить, на что они могут быть способны. Но знаете, чем предпочитают заниматься такие люди? Они могут просадить за одну ночь целое состояние и ставить на кон даже не слуг, а родных детей или неугодных им братьев, свою родную кровь! О какой гармонии вы можете говорить, когда в нашем мире живут подобные люди? Отчего и зачем дано им столько силы, которую они используют во благо лишь для себя? И тут уже даже клан Аосаки не в силах ничего сделать: на деньги этих разжиревших свиней мы хоть как-то стараемся уберечь этот город от того, чтобы он не уничтожил сам себя. Чтобы люди могли жить здесь, не боясь за свою жизнь и за своё дело, в которое они вложили столько труда. Чтобы столица провинции Тосан процветала…