— Вот и хорошо. А до концерта, я думаю, мы все уже решим, — Митос улыбнулся.

— Да, решим. Я или выступлю или это будет концерт памяти Лорда Байрона, — с этими словами он вышел из машины.

Пять дней пролетели как один. Они вставали в немыслимую рань, Док вливал в него очередную кружку травяной дряни, они завтракали на скорую руку и отправлялись тренироваться на заброшенный завод, за городом.

Тренировки выматывали, Адам был беспощаден. До убийства дело, конечно, не доходило, но ему и без этого хватало.

Хотелось ли уйти, вернуться к прежней жизни? Поначалу — очень хотелось, но с каждым днем это желание уходило куда-то на задний план. На его место приходили азарт и давно забытый интерес к жизни. Байрону было интересно, что Старейший выкинет дальше. Ночью, после одной из тренировок он поймал себя на мысли, что уже в десятый, наверное, раз проматывает в памяти прием, которым Док «добил» его в этот раз и пытается придумать, как лучше всего прервать комбинацию Адама и не оказаться на полу.

Желание закурить, правда, все не отпускало, а вот дури почему-то не хотелось совсем. Ну, ладно — почти не хотелось. Ему начинало нравиться смотреть на происходящее трезвыми глазами, а не сквозь туман наркотического бреда. Док сделал все верно: он не уговаривал, не объяснял. Он просто взял и выдернул его из прежней жизни.

Правда, тоска все не отпускала. Он не мог писать, казалось, что он забыл, как это делается. И от этого хотелось выть и громить все вокруг. Но он держался. Пытался держаться, сколько хватало сил.

На третий день Митос наконец-то вернул ему трость и оружие, все, кроме пистолета. Да он и не требовался.

А еще, его спаситель откуда-то притащил ему старенькую акустическую гитару. И это, как оказалось, было именно то, что «доктор прописал». Да, он не мог написать ничего нового, но ведь играть и петь свои старые песни это ему не мешало. Док остался все таким же благодарным слушателем, каким был раньше. Вечера расцвели новым цветом. Как только они приходили в норму после тренировки, Байрон усаживался в гостиной с гитарой, Старейший располагался на диване и начинался импровизированный концерт. Адам редко просил спеть что-то конкретное, но если просил, то всегда попадал в точку. Он выбирал именно те песни, которые Байрон любил особенно, которые больше всего хотелось петь снова и снова.

Изредка, ему удавалось уговорить Дока присоединиться. И вечер становился особенным. Его песни в исполнении Митоса звучали совершенно иначе, и это их новое звучание почему-то придавало Байрону сил.

Когда он уставали от музыки, то начинали травить какие-нибудь старые байки. Или рассказывать истории из собственного прошлого. Правда, оба знали, что для каждого существуют запретные темы.