— Что уставились? — сказал он, чувствуя, как на него наваливается страшная слабость, а вместе с ней и безразличие. — Шефа слышали? Готовьтесь, сейчас будем работать.

Он подошел к стене и снял с гвоздя один из синих застиранных халатов. Двое его молчаливых помощников скинули куртки, оставшись в одинаковых видавших виды белых грязных майках. Их плечи и руки густо покрывала синяя вязь татуировок.

— Освободите один из холодильников, — распорядился Кобот. — То, что там находится, выбросите вон в ту дыру, как всегда. Тело из клетки туда же. Потом подкатите стол. Я сейчас.

Татуированные гиганты молча натянули на могучие плечи халаты, казавшиеся на них детскими распашонками, и принялись греметь ключами, открывая замок холодильника.

Кобот медленно пошел между клетками, по очереди заглядывая в каждую из них. Земляной пол тихо шуршал у него под ногами, а вокруг слышался тихий, монотонный плач, как будто где-то вдалеке двигалась похоронная процессия.

«Проститутки, — сказал он себе. — Не монашки же, в самом деле. И не члены благотворительного общества, да».

Легче почему-то не стало.

В одной из клеток посередине железного пола сидела девушка, маленькая и худенькая, как подросток. На ней была надета белая полупрозрачная комбинация, тоненькие руки обнимали острые колени, в которые она уткнулась лицом. Кобот остановился у клетки. Девушка подняла голову и посмотрела на него большими карими глазами, в которых стояли слезы, и он понял, что именно приснится ему сегодня ночью.

Кобот обернулся. Двое его помощников только что с шумом сбросили что-то в провал в стене и теперь стояли рядом и смотрели на него.

— Сюда, — сказал Кобот.

Большой железный стол мягко покатился по земле, приводимый в движение двумя парами могучих рук. Кобот отошел чуть в сторону и смотрел, как двое огромных мужчин легко поднимают тоненькую девушку и укладывают ее на холодную металлическую поверхность, покрытую темными бурыми пятнами. Один из них туго затянул заскорузлый широкий ремень на ее запястье, и тут она закричала. Она кричала и билась, когда ей привязывали руки и ноги ремнями, кричала, когда стол катили под яркий свет включенной хирургической лампы, и продолжала кричать до тех пор, пока сильная большая рука не затолкала ей в рот искусанный резиновый кляп.

Кобот взял из железного шкафа хирургический скальпель, кое-как натянул на лицо маску и подошел к столу, последний раз заглянув в полные нечеловеческого ужаса карие глаза.

— Все будет хорошо, — пробормотал он, занося нож. — Все будет хорошо…

Весь день дождь тяжелел, наливался холодом, хмурился; потом среди мелькания серых капель стали появляться быстрые белые штрихи, как метки на старой кинопленке. Их становилось все больше и больше, пока в одно мгновение дождь не сменился густым снегопадом, как будто старая раздраженная осень, хлопнув дверью, на время вышла, впустив в город молодую зиму.