В прохладном ночном воздухе виднелись облачка дыхания Пенни, поначалу глубокого и тяжелого, затем короткого и прерывистого.

– Ты не сказал…

– А зачем говорить? Наша цель не изменилась. И ты не получила бы таких впечатлений. Думала бы только об одном.

– Маркус. Мы могли бы связаться с Маркусом…

– Не было времени. Мы сильно опоздали.

– Когда окажемся в нашем времени, я сразу же вызову «скорую».

– Нет. Если выяснится, что ты знаешь о бюро, с тобой может произойти что угодно.

– Но должен быть хоть какой-то выход. – Подчеркивая эту фразу, Пенни хлопнула по коленям и подняла глаза.

– Это вряд ли, – сказал Кин.

Шершавыми ладонями он провел по лицу, заросшему колючей щетиной, и добавил:

– Остается лишь надеяться на лучшее.

Пенни встала и отвернулась. В темноте Кин услышал, как ее каблук зарылся в землю.

– Нет.

Ее лица не было видно, но в голосе явственно слышались слезы.

– Нельзя, чтобы все так закончилось. Мы слишком далеко зашли.

– Пенни, знаешь, что всегда говорил мне Маркус? Существуют правила. Это работа. Мы подписались на нее по собственной воле.

Кин подошел к ней, обнял и притянул к себе. Отчасти он ждал сопротивления, но Пенни с готовностью прильнула к нему.

– К черту Маркуса, – бросила она сквозь слезы. – Он тот еще придурок.

– Это точно.

Они стояли обнявшись и молчали.