Цунгали нашел плоский камень и смахнул сор. Положил шарик на поверхность и, удерживая пальцами левой руки, в правую взял острый как бритва нож, осторожно взрезал его, – остатки жидкости разлились по камню. Цунгали наклонился и увидел мелкие мускулы, по-прежнему фокусирующие хрусталик, и радужку, все еще пытающуюся перекрыть невыносимый свет. Их крохотная энергия была независимой, самовольной. Цунгали ощупывал внутренности голодным зрением; ему показалось, он видел, как дернулся обрубок оптического нерва, но не мог быть уверен. Жидкость и движение привлекли внимание других наблюдателей и призвали на камень голодное любопытство ручейка черных муравьев. Они без промедления продолжили препарирование, начатое Цунгали. Он смотрел, как глаз растерзали и унесли и как живые мускулы сокращались даже тогда, когда насекомые подняли их, словно великий трофей, и потащили по поблескивающей черной цепочке неистовых тел. Через несколько минут не осталось ничего – даже пятно одолели и выпили ноздреватый камень и пекущее солнце.

Цунгали бережно накрыл рукой затянутый кошелек; каким бы ни было происхождение находки, он знал, что теперь обладал драгоценнейшим трофеем.

* * *

– Таким я уродился, – ответил, поморщившись, Измаил.

Они сидели на высокой скале под солнцем. Сюда его перенес Уильямс – подальше от охотничьих угодий антропофагов. Они беседовали и расспрашивали друг друга, пока белый обрабатывал раны Измаила.

– Я пришел сюда из города.

– Зачем? – спросил Уильямс, не отрываясь от своих трудов.

– Я хотел сбежать от людей и узнать, не отсюда ли произошел.

– Что, от этих тварей внизу?

– Нет, не от них, от чего-то еще. Я не знаю, – ответил циклоп, уловив краем глаза мелкое движение.

– Сколько ты уже здесь? – спросил Уильямс.

Измаил заметил лук одновременно с тем, как тот заметил его. Лук снова шевельнулся. Мелкие мускульные регулировки в натянутой форме сдвинули его на теплых камнях. Измаил едва ли слышал повтор вопроса.

– Я спросил – сколько? – раздалось повторное бормотание откуда-то пониже левой коленки циклопа.

Должно быть, лук греется на солнце, или это боль и шок сплелись вместе и создали иллюзию.

– Отвечай! – потребовал раздосадованный Уильямс. – Сколько ты уже здесь?!

– Простите?! Что? – пролепетал Измаил.

Уильямс перешел на другую сторону распростертого циклопа.

– Я спрашиваю – сколько ты уже в Ворре?

– Не знаю. Шесть дней? Может, больше. Я потерял счет.

– Ты едва не потерял жизнь, – сказал Уильямс.