– Я заперла и заколотила все подвальные комнаты после того, как его вызволила…

– Хочешь сказать, они еще живут там? – спросила Сирена с пренебрежительным и неприятным смешком. – Или они исчезли, как Хоффман?

Глаза Гертруды вспыхнули из-за вопроса – она почувствовала, как туго натягиваются узы их дружбы.

– Ну? Верно? Это Муттер помог им пропасть? – давила Сирена – со злобой в зубах, сменяя аппетит с обороны на нападение. – От скольких ты еще избавилась, чтобы заполучить его себе? Я буду следующей?!

Истина мгновенно затушила вспыхнувший между ними гнев.

– Все было не так просто, – сказала Гертруда. – Это не люди, это машины; машины, подобные куклам.

Он натягивал струны, мягко наигрывал, чтобы их настроить. Занятие помогло собраться с мыслями. Прозаичность баланса и корректировки отделила его разум и позволила вернуться думами в Ворр. С памятью Измаила ничего не случилось. Он не пострадал от вредного воздействия. Неужели у него иммунитет к легендарному влиянию леса? Все-таки тот заморочил Цунгали, а Одногоизуильямсов явно свел с ума.

Челюсть Сирены отвисла в изумлении. Гертруда рассказала ей все, в мельчайших подробностях, с подачей скудной, без эмоций. Раньше возможности не выпадало, и девушка только сейчас освобождалась от бремени собственного неверия. Голые факты невозможного звучали в воздухе твердо и ясно, вместо того чтобы вечно перекатываться в недрах ее неуверенности, где они глодали разум и комкались, сменяя фокус, превращаясь в галлюцинацию.

Когда она закончила, обе женщины сидели молча, и внезапно тишину позолотили просочившиеся сверху звуки. Дуновения поднебесных аккордов волновались и парили по дому, придавая истории Гертруды еще большую странность своей жуткой красотой. В этом резком резонансе изгладился всякий привкус беспокойства, и они сидели в отрешенной тишине, пока Измаил вводил все больше и больше струн устройства Гёдарта в гармонию. Вибрация проходила сквозь женщин, сквозь ворочающийся комок жизни, сквозь мебель и полы до самого колодца, где мелодия усиливалась и вилась, разжигая крошечные механизмы, которые разжигали крошечные механизмы, которые разжигали крошечные механизмы.

По дороге домой Измаил мягко выпытывал у Сирены правду об их подруге; он хотел знать суть реакции Гертруды, знать, куда дует ее порывистый ветер. Машина плавно скользила по темному городу; мысли Сирены зарылись слишком глубоко, чтобы отвечать. Странная утомленность вела ее к спячке, в сторону от того места, где они с Измаилом производили свечение, – куда-то далеко от остывающей дистанции Гертруды и от ее последних историй о затаившихся чудовищах. В этом хрупком зыбком мире, где правило зрение, Сирена не знала, во что верить и кому доверять; ей хотелось сна, тьмы и надежды, какие всегда были у нее раньше. Она оправдалась измождением, обещая поговорить об этом позже. Глубже закопалась в свое походное одеяло и глядела на мутный город, где огни окон и светлячки сочувственно дрожали под еще певшую в сердце долгострунную музыку.