– А это что? – спросила я Нелл.

Она чуть замедлила шаг и посмотрела в ту сторону, куда я указывала.

– О, это долговая тюрьма! Здесь мы точно работу не найдем.

Я вдруг вся задрожала. Может, это просто оттого, что подул ветер, а солнце еще не успело прогреть воздух… Я сделала еще пару шагов вперед, но не могла отвести от тюрьмы глаз.

Вы когда-нибудь видели здание, которое способно злорадствовать? Да-да, вы не ослышались, оно зловеще подмигивало мне каждым окном со стальной решеткой, и казалось, что каждый его серый грязный кирпич хочет поведать мне свою страшную тайну.

Я остановилась:

– Можем мы спросить здесь о моей маме?

Нелл шумно вздохнула, оглянувшись на меня через плечо:

– Если мы не найдем работу в ближайшее время…

– Ну пожалуйста!

Видимо, у меня было такое выражение лица, что Нелл сжалилась надо мной.

– Хорошо, – нехотя кивнула она. – Прости! Моя мать просто бросила меня и сбежала, понимаешь. Поэтому я забываю, что люди обычно всем сердцем любят своих матерей.

Я дрожала от страха, как осиновый лист, когда мы подошли к тяжелым железным воротам. Трясущимися руками я постучала в них. Какая же глупая трусиха! Ведь миссис Метьярд обещала не заявлять на маму в полицию. Я пожертвовала собой, продала себя ей с условием, что она никогда не заявит о долге моей мамы. И все же…

В воротах открылось маленькое окошечко. Из него на меня смотрел налитый кровью глаз.

– Тебе чего?

– Мне? Э… Я бы хотела кое-что узнать… – Боже, какой у меня по-детски гнусавый голосок! – Не могли бы вы сказать мне, нет ли среди заключенных некоей Джемаймы Баттэрхэм?

– Может, и мог бы!

– Пожалуйста! Я очень прошу вас! Это моя мать!

Глаз глядел на меня не моргая:

– Деньги вперед!