В какой-то миг я подумала, что увижу сэра Томаса распростертым на одной из могил и сотрясаемым рыданиями. Но, похоже, я просто начиталась романов… Он стоит у входа в церковь, полы его плаща полощутся на ветру, а цилиндр низко надвинут на лоб.

Увидев меня, он приветственным жестом поднимает трость и идет навстречу. У меня от страха пересыхает в горле.

Горя от стыда, я не смею поднять на него глаз. Но даже если бы осмелилась, что с того? Его голова, ключ к его характеру, все равно скрыта цилиндром.

Он открывает скрипучую калитку кладбища, жестом приглашая меня войти. Я захожу, не поднимая головы. Если бы мой ответ на его письмо был другим, он, возможно, именно здесь заключил бы меня в объятия. Наверное, мы обвенчались бы именно в этой церкви. И скорее всего, он думает сейчас о том же самом.

Сэр Томас откашливается.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились прийти, мисс Трулав! Весьма признателен!

Я молча подхожу к одной из надгробных плит, поросших черным лишайником, и слегка опираюсь на нее. И только тогда говорю:

– Судя по вашему письму, дело неотложное, сэр.

– Да! – отвечает он, закусив губу. На его лице нет и тени волнения. Глаза, как всегда, словно заспанные, походка неторопливая. – Понимаете, есть кое-что… Я не простил бы себе, если бы не рассказал вам это.

Наверное, у меня лицо стало таким испуганным, что он поспешил добавить:

– Нет-нет, не беспокойтесь! Я не стану умолять вас изменить ваше решение и неволить вас! – Сэр Томас криво улыбнулся. – Хотя мне почти жаль, что я не могу себе этого позволить…

– Я знаю, что вы привыкли выражаться без обиняков, сэр! Но при этом я не сомневаюсь в вашей порядочности. А теперь, пожалуйста, будьте так добры поскорее сказать мне, что хотели, чтобы избежать ненужных огорчений.

Он тяжело вздыхает, и я впервые вижу на его лице озабоченность. Я снова опускаю глаза. Позолота надписи на могильном камне уже почти совсем стерлась… Я и не думала, что действительно небезразлична ему. Но этот тяжелый вздох…

– Мне все-таки придется огорчить вас, мисс Трулав. Тут уж ничего не поделаешь. Эта история огорчила и меня самого, а я, как вы успели понять, не тот человек, который делает из мухи слона. Но я успел, в свою очередь, понять, что вы сильная и сможете выдержать этот удар. Если, услышав то, что я скажу сейчас, вы порвете со мной всяческие связи… Что ж, осмелюсь сказать, что я это переживу.

Его голос звучит твердо и ясно, несмотря на завывания ветра. Удивленная, я вопросительно смотрю на него. Это точно не слова пылкого влюбленного. Но… Кажется, в них звучит сочувствие? Как во взгляде Тильды, в котором читается участие, порожденное знанием некоей тайны.