— Иван Степанович с Людмилой Николаевной нотации читали, — ответил я, виновато повесив голову. — Извините, Наталья Михайловна, так получилось.

Роскошная высокая молодая блондинка Наталья Михайловна Гревцова окинула меня подозрительным взглядом. Мне показалось, что она даже попыталась незаметно принюхаться ко мне, не тянет ли от меня серой. Серой не пахло.

— Проходи на место, — разрешила она. Но стоило мне поставить дипломат на стол, сказала:

— А, впрочем, постой. Давай-ка к доске и продемонстрируй нам свои знания…

Я продемонстрировал. С моей нынешней почти абсолютной памятью это было несложно. В течение пяти минут решил на доске три уравнения, которые она мне дала из методички (чесслово, основное время я потратил на написание цифр и знаков мелом на доске, чем на раздумья), отошел в сторону, давая возможность проверить.

— Садись, — наконец сказала Наталья Михайловна. — Четыре. Давай дневник!

Спорить я не стал. С некоторых пор я стал относиться к отметкам несколько философски.

Принёс дневник, положил ей на стол, встал рядом, ожидая, когда она поставит оценку и распишется. А пока она черкала у меня в дневнике ручкой, чисто из озорства пустил ей в поясницу медленную теплую живую силу, воздействуя на определенные интересные точки. Наталья Михайловна замерла, сжав губы, пошла пятнами и вполголоса через силу выдала:

— Прекрати, пожалуйста…

Я прекратил, едва сдерживая внезапно возникшее жгучее желание провести рукой у нее по волосам. Волосы у Наташки были замечательные: золотистые, волнистые, густые, длинные до лопаток. А еще от неё шла волна тоскливой обреченности. Впрочем, внешне это проявлялось со знаком минус — Наталья Михайловна оставалась энергичной, вроде даже веселой, улыбчивой, разве что немного рассеянной, заторможенной. Но, стоило ей присесть на своё место за учительский стол и спрятаться от нас за стойкой с учебниками и пособиями, улыбка с её лица сходила, а глаза наливались слезами.

Магическое зрение в её организме проблем со здоровьем не выявило. Её ярко-зеленый узел силы в районе солнечного сплетения остался таким же, как и три месяца назад — с грецкий орех. Я мысленно вздохнул — Гериса на неё нет!

Я сел на своё место, выложил тетрадь, учебник, линейку, ручку с карандашом. Ведь как в класс зашел, сразу к доске, к барьеру, так сказать. А Наташка точно чем-то озабочена.

— Ты что такой смурной? — мои размышления прервал Юрка, слегка пнув меня локтем в бок.

— Не знаешь, что это Натальей Михайловной? — спросил я. — Что-то она вообще какая-то сама не своя.

— Да… — отмахнулся Никитин. — Вроде кто-то у неё из родственников в больницу попал. Девчонки говорили, что слышали, как она отпрашивалась на сегодня, а её Малевская не отпустила, дескать, нет никого на замену.