— Ждём! — коротко отозвался лесник. Минуты через три изнутри дома раздался громкий вопль ужаса. А еще через минуту из двери, отчаянно крича, выскочил подросток немногим младше меня в мешковатом черном балахоне до пояса, таких же мешковатых штанах и с короткой палкой в руках. Он проскочил мимо нас, бросился в сторону открытых ворот. Лесник остолбенел, открыв рот. Я едва успел кинуть в спину служке конструкт паралича. Пацан споткнулся, как мне показалось, с сильным ущербом для своей физиономии растянулся на деревянных плашках двора и затих.

— Это служка? — вслух удивился Макарыч. — Это ребенок!

Следом за служкой из дома, не торопясь, вышел довольный шишок.

— Что ты с ним сотворил, окаянный? — засмеялся лесник. Мы подошли к пацану. Он лежал на пузе и не двигался. Макарыч перевернул его на спину. Как я предполагал, столкновение с поверхностью нашей планеты не прошло для него бесследно: нос, губы были разбиты в кровь. Впрочем, нос, хоть и разбит, но цел, не сломан. Я пустил конструкты исцеления и отмену паралича.

Пацан тут же открыл глаза.

— Дьябель! — он ткнул в сторону шишка и попытался встать. На штанах спереди расплывалось мокрое пятно. Шишок подошел ближе, улыбнулся. Пацан с воплем вскочил на ноги и бросился бежать. Мы догонять его не стали.

— Что он кричал? — не понял я. — Дьявол?

— По-польски «чёрт», — важно просветил меня шишок. — Он сидел там, молился. Я подошел к нему, поздоровался и спросил, зачем он меня звал?

— По-польски? — уточнил лесник.

— По-польски, — согласился шишок. — Вдруг он по-русски не понимает?

— Вот куда он удрал? — вздохнул я. — Заблудится ведь.

— А куда он нам? — возразил лесник. — Что с ним делать?

Я опять вздохнул, пожал плечами. Жалко было парня. Молодой ведь, глупый. И тут же подумал, что я старше его на год-два… Так что не такой уж он и глупый.

— Вернется, вещи соберет и уйдет отсюда, — отмахнулся Макарыч. — если уж сюда пришел, то отсюда найдет дорогу.

Мы зашли в дом… «Каморка» под полом отличалась крайней аскетизмом: самодельный стол из строганных досок, два таких же стула, лежанка с тонким матрасом поверху, набитым соломой и католический крест-распятие на стене. На столе — деревянные тарелки-плошки, пара алюминиевых кружек, ложки, закопченый чайник. На полу перед распятием тонкий коврик. По-спартански жил служка.

— В углу люк! — сказал я. Лесник, кряхтя, поднял тяжелую крышку.

— Сюрпризов нет, — сообщил я. Он спустился первым.

— С ума сойти!

— Что такое?

— Залезь, посмотри!