- В каком смысле?

- Все цивилизации, обладавшие хоть какими-то зачатками экстрасенсорных чувств, рано или поздно начинали искать связь с Пустотой и способ туда попасть, потому что ее притяжение было для них доминантой. И заметь: мало кто из наших предшественников дожил до сегодняшнего дня. В нашей Галактике остались, к примеру, лишь мы и «синеокие». Мы последние уцелевшие, но это ненадолго. Может быть, наш «Фехтовальщик» уже засчитан за попытку, и возмездие в пути.

- Но что там? – спросила Маша напряженно. – Кто нам может что-то навязать или наказать нас за любопытство?

Ратманов холодно улыбнулся и отправил в рот первый кусок.

- Сакраментальный вопрос, который двадцать лет назад перешел из философской плоскости в практическую, - сказал он, прожевав. – Голографизм, как оказалось, это зло, а обычные чувства без примеси телепатии – благо. То, что у робжиптов и землян заблокировали врожденную способность слышать зов Пустоты, было не случайным всплеском безмозглой эволюции, а чьим-то намеренным актом, спасшим нам жизнь. Или отдалившим нашу гибель. Но все отныне изменилось. Мы вступили в контакт с эриданцами и решили их превзойти. Это было ошибкой, но ошибкой закономерной и предсказуемой. Знаешь, почему? Потому что Пустота не унимается и продолжает нам сигналить, звать нас, манить, и чем ярче в нас выражается дар голографизма, тем нестерпимее и яростнее звучит ее сигнал. Мы начинаем слышать его безо всякого радио. Избавившись от физического тела, блокировавшего чувства, Пол Уилсон стал заложником единственной доступной в его положении страсти – слиться с источником внеземного блаженства и ужаса, о котором он продолжает помнить и тосковать. Коричневый делает все, чтобы удовлетворить былую страсть, пусть даже она превратилась в эхо. Эхо звучит не менее громко – спасибо за это изобретателю машинной эмпатии! Когда роботы были бесчувственными, они хотя бы не тянули нас в адские глубины, религия оставалась прибежищем малосильных людишек из плоти и крови. Теперь же наш великий цифровой пастор и его Метацерковь навлекли на наши головы гнев настоящих богов.

Маша не нашлась, что на это сказать. Для нее все это казалось темным лесом, в котором она окончательно потерялась.

Илья быстро расправился с содержимым тарелки, сделал себе кофе и с чашкой в руке отправился в глубь просыпающегося дома, прихлебывая на ходу. Маша осталась на кухне, у стационарной точки, где стала копаться в цифровых архивах. Она действительно хотела разобраться! В словах Ильи она уловила искренность, и это ее подстегнуло. Слишком многое по нелепому недоразумению оставалось для нее в тени.