— У меня масса дел, господа, с вашего позволения, я откланяюсь.

— Конечно.

Кравец проводил директора бюро взглядом, а когда за ним захлопнулась дверь, резко повернулся к молодой женщине:

— Твоих рук дело?

— Эдди? — Альбертина ответила Кравецу изумлённым взглядом. — С чего ты взял?

— Ты хочешь оказаться за столом и…

— Эдди, я хочу оказаться за столом, а не сломать его, — перебила Кравеца женщина. — Ты действительно не видишь разницы?

— Я вижу разницу, но знаю, что ты готова на всё!

— Объясни, пожалуйста, потому что я не поспеваю за ходом твоих мыслей. — Альбертина добавила к ответу выразительный взгляд. — И, пожалуйста, налей себе чего-нибудь крепкого — тебе нужно успокоить нервы.

Несколько секунд Кравец тяжело смотрел на молодую женщину, затем поднялся, подошёл к бару, налил в бокал коньяка, но возвращаться в кресло не стал. Сделал большой глоток и, вновь переведя взгляд на Альбертину, бросил:

— Вирус обрушит рынок!

— Объясни, пожалуйста, как это у него получится?

— Пожалуйста! Вирус бьёт по генофлексу, вызывая разлом. Как следствие, возникает чудовищная паника… В общемировом масштабе…

Он замолчал. Она не мешала ему думать. Он налил себе ещё коньяка. Она улыбнулась.

— Что мне в тебе всегда нравилось, Эдди, так это твоя эмоциональность. Большинство наших друзей чересчур прагматичны, холодны, но ты сначала чувствуешь и только потом думаешь. Многие считают это недостатком, но именно это меня в тебе привлекает. Это делает тебя настоящим, Эдди. Живым.

— А ты что-нибудь чувствуешь? — глухо спросил Кравец.

— К тебе?

— Да.

— Я только что об этом сказала, милый, налей мне, пожалуйста, белого вина. — Альбертина удобнее устроилась в кресле. — Да, ты прав, сначала все запаникуют. Возможно, учинят какие-нибудь бунты и погромы, сопровождаемые грабежами и насилием — им нужно будет выплеснуть свой страх. А затем все успокоятся и вернутся в биотерминалы, потому что не могут отказаться от генофлекса. Эдди, я думала, ты это понимаешь: никто не может отказаться от генофлекса, даже мы с тобой. Пандемию никто не отменял, SAS продолжает блуждать по свету, и если мы прекратим принимать генофлекс, то начнём подыхать от анафилактического шока. Генофлекс — это наш воздух, мы дышим им и в хорошую погоду, и во время урагана, пыльной бури, грозы, торнадо и прочих неприятностей, потому что если мы не будем дышать — мы умрём. Если мы перестанем принимать генофлекс — мы умрём. Другими словами, милый, этот рынок невозможно обрушить.

— Тогда зачем всё это? — Кравец мотнул головой в сторону окна.