— К чему такие сложности, Лукас? Меня досмотрели как шпиона, только что не раздели! — недоумевал Робин, переступив порог знакомого кабинета.

— Служба безопасности ввела новые правила. Давно ты здесь не был, Робин, сейчас всякая шваль на Бельграно лезет. Предварительная тюрьма почти заполнена — сплошные криминальные элементы! Только и успеваем их судить и в Девон отправлять.

— О, какие мы стали важные, господин Президент, я теперь для тебя тоже шваль? — Робин в шутку надул щеки. — А когда мы по золотым норам вместе бегали, ты не был таким заносчивым!

— Давай уже обниму, — Лукас раскинул руки. — Никогда не забуду, как ты спас меня!

Невысокий коренастый Лукас Альваро крепко сжал друга в объятьях. Его темная красноватая кожа гармонировала с пурпурным рассветом Беты. За его раскосыми черными глазами редко угадывались настоящие мысли, а спокойное лицо всегда было непроницаемым. Эта особенность, переданная ему предками-индейцами, здорово помогала в политической карьере, и он оставался загадкой для многих, но только не для Робина — с друзьями Лукас был настоящим.

Президент улыбнулся, его левая щека зашевелилась, потеснив наверх белый шрам. Каждый раз, смотрясь в зеркало, Лукас вспоминал, как Робин спас его. Дважды. Первый раз, когда они заблудились в шахте и наткнулись на золото-змея. Тогда Робин метким выстрелом уложил злобного подземного обитателя. Еще несколько дней они скитались по лабиринтам — жилищам золото-змеев. Робин делился с ним последним: едой, водой, которые он каким-то чудом взял с собой в этот день, чтобы перекусить в шахте, а главное — верой и оптимизмом. Их Лукас, несмотря на всю свою невозмутимость, почти утратил. На исходе седьмого дня они, обессиленные от голода, умирающие от обезвоживания, наконец, вышли из лабиринта. И в тот момент Лукас по-настоящему прочувствовал на себе старую пословицу, которую Робин все эти дни беспрестанно повторял ему: надежда умирает последней.

Второй раз эту народную мудрость Лукас вспомнил, когда на них напали с ножом подвыпившие граждане. Тогда Лукас вступился за девушку, она позже стала его женой. И если бы не помощь Робина, который бесстрашно ввязался в схватку с бандитами, будущий Президент лежал бы сейчас в могиле. В конце двадцать второго века можно убрать любой шрам, но он не стал это делать. Лукас хотел, чтобы он остался как напоминание о дружбе. А во время предвыборной компании эта отметина на лице сослужила ему хорошую службу, став визитной карточкой. “Cara Cortada”^[57] — так называли его в народе. Все граждане знали о его смелости, благородстве, преданности Бельграно, и вопрос президентства был делом времени.