Часы в углу устало захрипели, словно при смерти лежащий курильщик медленно набирал воздуху в грудь перед тем, как сказать последнее слово. Всю ночь они исправно отбивали час, половину и четверть, и у меня было чувство, что делали так исключительно из-за меня, а потому осуждающе косились из своего сумрачного угла, сетуя, что я лишил их ночного покоя. Ныне массивная минутная стрелка готова была коснуться шести, означая половину восьмого часа. В предутренней тишине откуда-то с кровли донесся отчетливый петушиный крик. По голосу было трудно понять, но кажется, то кричал Резеда: похоже, Лаврентию вчера не повезло в карты.

Тетради Леонида Ивановича Зильбера, которые принесла мне вечером Машенька, содержали записи, сделанные в период с 1988 по 1989 год во время работы над двумя его книгами: желтоватые листы в линейку и клеточку, в твердых и мягких обложках, были исписаны заметками, не вошедшими в опубликованные тексты по причинам, ставшим по прочтении более чем очевидными. Стопка тетрадок выглядела так, как будто порывистая влюбленная девочка схватила их кое-как впопыхах, первые, какие попались под руку, но обманываться этим впечатлением не следовало: я объяснил Машеньке свой интерес к дневникам ее деда тем, что прочел его книги –  и вот, получил ровно те записи, которые делались во время работы над «Историей русских иллюминатов» и «Философскими основами генетики», хотя можно было быть совершенно уверенным, что мемуарное наследие Леонида Ивановича Зильбера этим далеко не исчерпывается. Мне много раз приходилось видеть, как мгновенно совершается в Машеньке переход от непосредственной взбалмошности, с которой она несет трогательную околесицу и смешно путает слова, к проницательной рассудительности, даже мудрости.

Вера видела в этом угрозу.

Я это обожал.

Некоторые страницы были сплошь исписаны черновыми фрагментами текста, пространными философскими размышлениями и подробными экскурсами в историю; на иных имелись только короткие заметки, порой неразборчивые или старательно вымаранные. Я пробегал их глазами, какие-то пролистывал, на некоторых задерживался подробнее; мне нужно было найти кое-что совершенно конкретное, и, пока я искал, разрозненные записки выстроились в подобие причудливого повествования.

10.02.88 г.

«Нефилимы сочетали в себе божественное и человеческое, небесное и земное. Таковыми же были и античные боги –  сколько прекрасные, столько же и жестокие потомки союза небесного Урана и земной Геи. Представление о Божественном гене убийцы внутри человека –  одно из первых знаний нашей цивилизации. Древнейшим произведением искусства является Штадельский человеколев, странная фигурка, найденная в пещерах Швабского Альба. Сорок тысяч лет назад, на заре человечества, неизвестный художник вырезал из звериной кости гибрид человека и льва. Такие существа именуются териантропами, их изображения находят на скальных стенах от Европы до индонезийского Сулавеси. Это означает, что люди осознавали присутствие скрытого в них гена Идеального Хищника еще до того, как начали расселяться по миру, во времена, когда вели счет по пяти пальцам одной руки, не знали ничего о земле, звездном небе над головой, и уж точно ни о каком моральном законе внутри».