Фрикке молчал. Долго. Может быть минуту, может быть и дольше. Никогда искушение не было столь велико, никогда голос демонов тщеславия не звучал так сладко и соблазнительно.

— Нет, — сказал он, наконец, твердо, решительно, сжигая незримые мосты. – Это невозможно. Ваш прорыв к терминалу не завершит операцию, дивизии предстоит ещё много работы. И кто‑то должен её исполнить. Необходимо сковать вражеские подкрепления, не дать подтянуться к терминалу и вновь ввести его в строй, подготовить помощь для вас. Слишком много того, что я не могу поручить штабу и заместителю.

— Я засвидетельствую вашу самоотверженность, — отозвался пионер, склоняя голову перед тем, кто смог добровольно принести в жертву гордость и зов крови ради общего дела.

— Ступайте и будьте наготове, – напутствовал его Томас.

***

На втором оборонительном рубеже, превратившемся теперь в передовую, было жарко, даже душно. Раздражал вездесущий запах горелой синтетики и дыма. Зимников подумал, что теперь он может различать подбитую имперскую и вражескую технику по запаху сгоревшего топлива.

— Что вы хотели? – очень сухо спросил он Ванситтарта. – Что такого случилось, что потребовало моего непременного присутствия? Надеюсь, вы не собираетесь попробовать захватить меня в плен и перебежать обратно?

Шутка получилась откровенно грубой и неудачной, но у полковника уже не оставалось сил для вежливого и корректного общения.

— Господин полковник… — я не хотел, чтобы об этом… по телефону… — тихо сказал Джеймс, и Петр Захарович обратил внимание на перекошенное лицо англичанина, похожее на грязно–белое пятно в колеблющемся свете фонарика. У Ванситтарта подрагивали губы, а во взгляде отсвечивало лёгкое безумие. От прежнего образа утонченного, ироничного аристократа не осталось и следа.

— Джеймс. Я понимаю, вы устали… — Зимников попробовал быть тактичнее с человеком, который весь день отбивался от превосходящих сил врага и уже проводил к хирургу или на тот свет едва ли не половину тех, с кем совершил невероятный побег в Россию.

По всему переднему краю противника дружно взлетела серия белых ракет, сразу вслед за ней, почти без перерыва — серия красных.

«Что это значит?$1 — подумал полковник.

— Вот, опять… слушайте… — англичанин поднял руку, отвлекая Зимникова от насущных мыслей.

В ночном воздухе звуки разносились далеко и, несмотря на расстояние между противниками, захлёбывающийся, полный муки вопль, был слышен очень хорошо. Кто‑то на вражеской стороне кричал от невыносимой боли, крик все не заканчивался, словно у несчастного были безразмерные лёгкие.