Полковник не произнес ни слова, только судорожно заскрипели металлические суставы, отзываясь на неконтролируемые нервные сигналы. Ему показалось, что вдали видны даже отблески большого костра, от которого доносятся ужасные звуки.
— Развлекаются, — прошептал Джеймс. – Специально…
— Я думал, для вас это не в новинку, — мёртвым голосом произнес Зимников.
— Именно, — пробормотал Джеймс. – Поэтому меня
Англичанин вскинул голову и твердо потребовал:
— У меня остались только лёгкие миномёты и ракеты, не достать, да ещё ваш запрет на использование вне боя. Но у вас ведь есть звуковая разведка и осталась артиллерия. Накройте их!
— Нет, — ответил Зимников, тяжело перекатывая желваки на челюстях.
— Что?.. – не понял Ванситтарт, думая, что ослышался.
— Нет, — без выражения повторил Петр Захарович.
— Не понимаю… — прошептал англичанин, с ужасом и отвращением вглядываясь в лицо комбрига. – Как же вы можете?..
Новый вопль пронесся над полем, выжженным огнем, изрытым траками и снарядами. Он оказался гораздо громче и страшнее прежнего.
— Там ведь ваши люди…
— Да, — отозвался Зимников. – Мои. Но у меня больше нет снарядов, чтобы тратить их на что‑то иное, кроме убийства наступающих врагов.
— Лжёте, — бросил ему в лицо Ванситтарт. – Лжёте!
— Забываетесь, — жёстко заметил полковник.
Ванситтарт сник, ссутулился и опустил голову.
— Вы представляете, сколько у вас будет дезертиров к утру? – с явственным отчаянием в голосе спросил он у полковника.
Отблеск пламени усилился, стало видно, что это не иллюзия и не оптический обман. Большой, яркий костёр. Чудовищные крики боли раздавались непрерывно, далеко разносясь в ночи, с лёгкостью достигая передового края бригады.
— Да. Будут. Но немного, — ответил Петр Захарович. – И пусть они дезертируют сейчас, чем завтра, в решающий момент.