Он шагал, провожал глазами волшебно красивых бисекси за штурвалами гибридов и думал, а что бы он смог всерьез ответить на вопрос напарника. Действительно – что он изменил в жизни, чего достиг? Дети? Умерли, как и многие другие, когда попали под ядовитые выбросы одной из многочисленных аварий эпохи гибели государств…

Он усмехнулся. На самом деле он кое-что сделал. Написал несколько философских книг, в те далекие времена считавшихся развлекательной литературой, фантастикой. Новая философская система, созданная им во времена, когда философию считали выродившимся явлением – много это или мало? В юности казалось, что мало, почти что ничего. Да так оно и было. Его книги не были популярными тогда, не принесли славы и богатства. Не популярны они и сейчас, ибо хищную прямоходящую обезьяну не привлекает путь человечности. Вон они, волшебно красивые бисекси, сбивающие любого зазевавшегося пешехода телоотбойниками своих безумно дорогих мобилей. И все считают это нормальным. И все же… да, его книги не популярны. Но он сделал все, чтоб в них сохранилась искра человечности, нечто, отделяющее человека от животного. Сохранилась во времена, когда о человечности стыдились упоминать. Сохранилась – и вот наконец разгорелась. Сыны Даждь-бога – его сыны. Его идеи оказались востребованными через столько лет, кто бы мог подумать…

Он снова усмехнулся. Как раз он мог подумать – и думал. Любой автор верит, что его книгам суждено бессмертие, без этого невозможно создать стоящий текст. Ему повезло, он прожил достаточно, чтоб увидеть свой триумф. «Моим стихам, написанным так рано…» Цветаева. Или Ахматова? Неважно. Важно, что в этих строчках сокрыта страшная сила. «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед…» Так и случилось. Его ироничные сентенции-рефрены о Даждь-боге давно стали поговорками, а размышления о природе современной философии породили течение рутеников – явление, которое сильно недооценивают. А ведь оно способно взорвать и изменить миропорядок на Земле – и так и сделает… Как любой философ, он верил в это. Без такой веры ничего стоящего не создать. Так что – сделал он кое-что. Только Виктору не объяснить, ему бы куст цветушника упереть да выгодно продать, вот и все интересы. Да и не стоит объяснять никому. Когда новая философия взорвет мир, с автора захотят спросить по всей строгости закона, и тут анонимность будет жизненно необходимой – в самом прямом смысле.

А вот его сыну не спрятаться, не укрыться. Он – офицер, ему вести людей.

Старик вспомнил погибших детей, всех до одного, и опустил голову. Он создал новую философию, но спасти своих детей не смог. Не сможет и в этот раз. Остается только жить. Жить и мечтать, что однажды все изменится. Да, «тринадцатому» нет пути на Землю, но… в нем ли дело? Можно отбросить все чудеса, сотворенные истребителем-призраком. Но сыны Даждь-бога – они все равно останутся. Они – та сила, что изменит мир, вовсе не «тринадцатый». Главное – не отчаиваться, нести искру мечты в будущее, чтоб там она однажды вспыхнула и изменила мир… Пусть это случится не скоро, но случится обязательно.