– Дык зачем над человеком в беде глумиться? Не глумлюсь – сочувствую. Потерялся ты, товарищ ротмистр.

«И так каждый день, – подумал Аркадий, – задрал уже!». А вслух произнёс:

– Хоть чего интересного рассказал бы. Только зря языком мелешь. Что в городе происходит?

– А ты сам пойди и посмотри. Может, выведаешь чего.

– Иди к чёрту.

Синичкин рассмеялся.

Дым щипал глаза, и Аркадий снова вышел не улицу. Сегодня как-то особенно было тяжело на душе. Вспомнил семью, о которой в последние дни старался не думать, вспомнил, куда и зачем ехал, и о том, что теперь он узник в этой бескрайней тюрьме, заложник искажённого пространства, потерянный в обломках разбитого мира.

– Ничего не вечно, – проговорил он. – И я не вечен. Когда умру, эта нелепица исчезнет.

– А если нет? – Синичкин стоял в своей поношенной зелёной шинельке, облокотившись о крышу машины. – Разве не вечную жизнь уготовил нам Господь на том свете?

– Ха, на каком том? Я и сам уже на том свете, – Аркадий сунул руки в карманы и тоскливо посмотрел на нетронутое снежное одеяло, сквозь которое местами торчали сухие стебли. Подумав немного, добавил. – Я не знаю. Мне не верится, что Богу есть место в этом бедламе, в этом глупом нагромождении всего и вся, которое ни капли не походит на разумный замысел. Нелепица!

– Только ты забываешь, кто стал причиной этой нелепицы, – Синичкин посмеивался сквозь усы. Добродушное лицо унтер-офицера с морщинами в уголках глаз таило какую-то зловещую пустоту. – Не Господь же Бог скинул бомбы?

– Может и так. Но зачем попускать такое?

– Так ведь сердца человеческие Диавол поработил, он-то и науськивает нас, чтобы мы сами себе и ближним вредили.

– Значит, Бог слаб, раз не мог остановить это.

– А может, и нет? Может, это замысел у него такой хитрый? Может, просто понять мы не способны?

– Так или иначе, мир катится в тартарары. И хорошо, что я не доживу до конца. А на Страшном Суде мне не за что стыдиться. Всё, что я делал – делал, служа государю, Родине, или радея о своей семье. Служил верой и правдой, как мог. Грязной работой тоже должен кто-то заниматься. Не всем монахами быть.

– А будь все монахами, так и жандармы не понадобились бы.

– Понадобились бы. Жандармы всегда были и всегда будут нужны, какое бы общество люди не создали, без жандармов – развалится всё. Природа человеческая такова. Помыслов много греховных, а если помыслы есть, то и до поступков недалеко. А ведь кто знает, какой помысел кому взбредёт в голову? И увещевания не всегда помогают. Вот тогда мы и приходим, чтоб пресечь и покарать. Получается, благое дело я делаю. И ни тебе меня судить. Ты-то как раз приказу не подчинился.