«Какая разница? Всё равно никто больше не увидит. Никого тут больше нет. Я один, сам по себе. Вот и идите все на хер. Срал я на вас на всех. Никто мне больше не указ».

Он воткнул флаг в землю и уселся рядом на снегу.

***

Машина ехала по пустому городу, дребезжа по разбитому асфальту. Из окна задней двери торчал кривая ветка с развевающейся на ветру чёрной тряпкой. «Иволга» мчала так, словно хотела оторваться от бренной земли и взмыть в огромное мёртвое небо, гниль которого расползлась над пустым миром. Старый город, уничтоженный великой войной, остался позади, а впереди от горизонта до горизонта простиралось поле.

Аркадий сжимал руль обеими руками. Аркадий улыбался. Он покидал этот проклятый город, он нашёл выход. Впереди ждала свобода. «А кто-то говорил, что отсюда не возвращаются», – смеялся он про себя. Он возвращался, и он был живой. Живее всех живых на этом свете. Руины отпустили, рассыпались кандалы.

«Иволга» летела в вечность, жизнерадостно рыча мотором, полыхая на ветру чёрным флагом. А посреди поля – колючая проволока. Шлагбаум преградил дорогу. За ним – солдаты. Но Аркадий жал педаль газа, даже не думая останавливаться. Он парил, он был свободен, как никогда раньше. И ничто на свете уже не имело значения.

Солдаты что-то кричали – он их не слышал. Солдаты стреляли – ему было всё равно. «Иволга» летела напролом.

А впереди заработал пулемёт…

Эпилог

Эпилог

На крыше огромного серого храма, что спал возле пустой площади, сидели два юноши в белоснежных одеждах. Один – высокий, с небольшой горбинкой на носу, другой – широкоплечий, коренастый. Их золотистые кудри спадали на плечи, а большие белые крылья были сложены за спиной.

– Ну что, друг мой, Амезарак, – проговорил высокий, – вот всё и закончилось.

– Ага, очень интересно, – скептически хмыкнул коренастый. – Мне вообще плевать на них на всех. Делать больше нечего. Эти люди… Толку от них. Как рождаются никчёмными, так никчёмными и дохнут. Не пойму, Семъяза, что тебя в них привлекает? Лично меня больше радует, что мы, наконец, приняли нормальный облик, и что этот бугай не в свой мир попал. Если б – в свой, все планы бы пошли псу под хвост.

– Очень маленький шанс без специальных расчётов попасть туда, откуда прибыл.

– Знаю, знаю.

– А тебе разве не интересно, какая судьба ждёт последнего из этой троицы?

– Ни грамма, веришь ли? А что будет? Все в конечном итоге умрут. Прежде помучаются, кто-то больше, кто-то меньше. И умрут. А чем он лучше своих собратьев? Либо от голода подохнет, либо застрелится, либо станет одним из этих бельмоглазых, что бродят тут, кору глодают. Жалкое зрелище! Жизнь смертных – мелочна, пуста и бессмысленна.