— Капитан, — предостерегающе проговорила Диана, стоило нам с Аргусом фыркнуть. — Уверена, что за пять-шесть часов с вами ничего не случится. К тому же, скоро мы прибудем к месту назначения, а там, уж поверьте, у всех достанет забот.

Ферулла тяжело вздохнула, но возражать не стала, лишь перевела изумительный фиолетовый взгляд на меня:

— Я выделила вам кают-компанию на палубе три. Женщины и старик уже там. Было бы замечательно, если б и вы двое прихватили с собой того сумасшедшего и присоединились к ним.

Я улыбнулся. На самом деле, возражать Ферулле мне нисколько не хотелось. Несмотря на весьма резкие слова и более чем прохладное отношение, эта женщина на подсознательном уровне вызывала симпатию и уважение. Ей было приятно подчиняться.

— Сделаю все возможное, капитан.

Диана почему-то закатила глаза, пока сама Ферулла изумлялась моей внезапной сговорчивости. Не отводя от меня взгляда, она покачала головой, затем прикрикнула на ремонтников, чтоб поторапливались, и тут же удалилась.

— Твое обаяние, кажется, ее все-таки покорило, Риши, — заметила Диана и хитро улыбнулась.

Я, не зная, что ответить, лишь беспомощно покосился на Аргуса, которому вновь приспичило изображать статую, смотревшую исключительно прямо перед собой. Что ж, решил я, хоть этот себе не изменяет.

Уговорить Затворника на время оставить корабль оказалось сложнее, чем я ожидал. По кораблю то и дело прокатывалась дрожь, вызванная шедшими снаружи ремонтными работами, и металлический скрежет, и стук. Вцепившись в кресло, словно и впрямь думал, что я стану волочь его силой, лейр морщился от каждого резкого звука и упрямо ворчал:

— Когда я предполагал, что придется бросить «Шепот», то не планировал оставлять чужакам ценности.

Ценностями, очевидно, имелись в виду так называемые артефакты, выставленные им в главном отсеке. И плата с Ключом, по-прежнему покоившиеся в моем кармане, конечно же. Я закатил глаза и вздохнул. Ну что за ребячество!

— Да никому твой хлам не сдался. Но если так переживаешь, то можешь взять плату с собой. В конце концов это единственное, что по-настоящему ценного здесь осталось.

Затворник глянул на меня зверем:

— Ты злобное создание, Риши! Сам ничего не ценишь и меня таким же сделать хочешь.

— Вот только не надо! Ты меня знаешь всего-ничего. А вообще, ты прав: я не трясусь над вещами, будто наседка, и ценности вижу в другом.

— И в чем же? — засранец насмехался, не иначе.

Я открыл рот, намереваясь выдать что-нибудь эдакое, как вдруг с изумлением отметил, что слова сами вырвались:

— В людях, что меня окружают. Недавние приключения меня кое-чему научили.